вовсе не среда…
– И мне тоже, – уныло сказал Васька. И вдруг громко заплакал, а за ним и остальные…
Долго плакали притаившиеся в углу, попавшие в беду ребятишки. Гул наверху не смолкал. Он то приближался, то удалялся. Бывали минуты перерыва. В одну из таких минут Колька полез наверх затем, чтобы закрыть верхнюю дверь. Но тут совсем неподалёку так ахнуло, что Колька скатился обратно и, ползком добравшись до угла, где тихо плакали Васька с Нюркой, сел с ними рядом. Поплакав немного, он опять пополз наверх, к тяжёлой, окованной железом двери погреба, захлопнул её и отполз вниз.
Гул сразу стих, и только по лёгкому дрожанию, похожему на то, как вздрагивают стены дома, когда мимо едет тяжёлый грузовик или трамвай, можно было догадаться, что снаряды рвутся где-то совсем неподалёку.
– До нас не дострелят, – ещё всхлипывая, но уже успокаивая своих друзей, сказал Колька. – Мы вон как глубоко сидим. И стены из камня, и потолок из железа. Ты… не плачь, Нюрка, и ты не плачь, Васька. Вот скоро кончат стрелять, тогда мы вылезем да и побежим.
– Мы бы-ы… мы бы-ы-ст-ро побежим… – глотая слёзы, откликнулась Нюрка.
– Мы как… мы как припустимся, как при… припустимся, так и сразу домой… – добавил Васька. – Мы прибежим домой и никому ничего не скажем.
Огарок догорал. Пламя растопило последний кусочек стеарина. Фитиль упал и погас. Стало темно-темно.
– Колька, – плаксиво прохныкала Нюрка, отыскивая в темноте его руку, – ты сиди тут, а то мне страшно.
– Мне и самому страшно, – сознался Колька и замолчал.
И в погребе стало тихо-тихо. Только сверху через толстые стены едва доносились заглушённые отзвуки частых разрывов, как будто бы кто-то вколачивал тяжёлые гвозди в землю гигантским молотком.
– Колька, Васька! – опять раздался жалобный голос Нюрки. – Вы чего молчите? И так темно, а вы ещё молчите.
– Мы не молчим, – ответил Колька. – Мы с Васькой думаем. Ты сиди и тоже думай.
– Я вовсе и не думаю, – откликнулся Васька, – я просто так сижу.
Он заворочался, пошарил, нащупал чью-то ногу и дёрнул за неё:
– Это твоя нога, Нюрка?
– Моя! – испуганно отдёргивая ногу, закричала Нюрка. – А что?!
– А то, – сердитым голосом ответил Васька, – а то… что ты своей ногой прямо мне в корзину пхаешь и какой-то гриб раздавила.
И как только Васька сказал про гриб, так сразу же веселей стало и Кольке, и Нюрке, и самому Ваське.
– Давайте разговаривать, – предложил Колька, – или давайте песню споём. Ты пой, Нюрка, а мы с Васькой подпевать будем. Ты, Нюрка, будешь петь тонким голосом, я – обыкновенным, а Васька – толстым.
– Я не умею толстым, – отказался Васька. – Это Исайка умеет, а я не умею.
– Ну, пой тогда тоже обыкновенным. Начинай, Нюрка.
– Да я ещё не знаю какую, – смутилась Нюрка. – Я только мамину знаю,
