просто предложить его и выказать свою склонность к нему»[168].
Эти примеры, которые были подобраны довольно случайно и которые можно было бы умножить, являют нам другой способ Игнатия воспитывать в своих сыновьях полное самоотречение, столь ему желанное, способ, которым Игнатий широко пользовался: частое применение публичных порицаний и наказаний, налагаемых за нарушения, зачастую незначительные, обычай, нас изумляющий, как он изумлял, а порой, как мы знаем, даже возмущал не одного вновь прибывшего в дом Санта-Мария делла Страда[169]. Порой, в особенности людям, которым доверял и в чьей неколебимой добродетели был уверен, Игнатий сам делал строгие выговоры, обращаясь с ними «без всякого почтения и даже жестко и с суровыми порицаниями»[170]. Однажды на глазах у Рибаденейры, обсуждая важный вопрос с Лаинесом, который вел себя несколько настойчивее, чем нужно, Игнатий сказал: «Тогда берите Общество и управляйте им сами!» – отчего бедный Лаинес замолчал и смирился[171]. И Рибаденейра говорит нам, что в последний год своей жизни Игнатий, всецело признавая, что никому Общество не обязано столь многим, как Лаинесу, обращался с ним так сурово, что, как он признался Рибаденейре, такое обращение порой удручает его так, что он обращался к Господу нашему и говорил: «Господи, что я такого сделал Обществу, что этот святой так со мной обращается?». Игнатий же, объясняет Рибаденейра, хотел тем самым сделать его святым и подготовить к должности генерала: «Тем, кто был в добродетели еще младенец, заключает он, – Игнатий давал молоко; тем, кто преуспел более, – хлеб с коркой; что же до совершенных, то с ними он обращался еще строже, дабы заставить их быстрее устремляться к совершенству»[172].
Чаще, однако, эти порицания назначались в форме capeli, или публичных внушений в трапезной, и, как правило, эту обязанность смирять подобным образом перед всей общиной даже самых видных отцов поручали брату Антонио Риону, хорошему коадъютору с хорошо подвешенным и острым языком; представляется, что он справлялся с ней идеально. В «Мемориале» Гонсалвиша мы часто встречаем упоминания наказаний «с capello Риона»[173].
Таким образом, бесспорно, что у Игнатия есть осознанная и хорошо продуманная система подготовки, варьирующаяся в зависимости от способностей каждого: «Хорошо заметно, – отмечает Камара, – что в порицаниях отец induit personam quam vul, aut ut index severam, aut ut pater benignam[174]. Мне вспоминаются некоторые подробности его более сурового обращения с Поланко и Надалем и более мягкого с другими, более слабыми»[175]. Но к чему эти строгости?
В Упражнениях, в размышлении «О двух хоругвях», дорога к смирению в широком понимании этого слова, к смирению, которое отождествляется с отречением от всякого себялюбия и ведет ко всем добродетелям, та «истинная жизнь», которой учил Христос, ясно показана как путь действенной любви, требующей сначала нищеты, потом унижения
…принимает на себя ту роль, какую хочет, или строгого судьи или доброго отца. –
