Самое то. Ага…
Противиться у меня сил не было. Даже идейка всплыла – напроситься к Кузьмичу заночевать. Ведь где-то же он тут устроился! До ближайшей деревни или поселка уйму километров отмахаешь…
– У вас тут зимовье? – поинтересовался я, уточняя диспозицию.
– Вроде того! – охотно откликнулся дедок. – Во-он в том ельничке. Пройдешь мимо – и не заметишь! Там раньше скит стоял, я на него еще в войну наткнулся. Ага! Партизанил тут. Охотиться не люблю, вообще-то, зверюг жалею, зато поголовье финнов снижал с удовольствием! Сперва, как пацан, зарубки делал на прикладе, а потом бросил. Глупости это, да и зачем винтовку портить? А у меня «Манлихер» был, с цейсовской оптикой. Вещь! В сорок третьем, правда, на «Маузер» перешел – когда тут немцы появились. Этих я снимал с особым чувством. Ага… Пришли!
– Ничего себе, – вежливо удивился я.
Избушка притулилась к отвесному боку скалы, а огромные ели обступили ее полукругом, как стража, застя черно-зелеными лапами. Даже продравшись через их колючий заслон, мало что увидишь. Бревенчатые стены, и те скрывались за штабелями торфа – утепление по древней методе. А крышу прятал нарезанный дерн – из-под шапочки зернистого снега выглядывали спутанные космы бурой травы. В мае кровля зазеленеет, растворяясь в лесу совершенно.
Всё это я видел, примечал, но стрелка эмоционального отклика дрожала у нуля. Лишь бы спрятаться, забиться – и пропасть для суетного мира.
– Прошу! – Кузьмич отворил толстую дверь, подвешенную на кожаных петлях, и я, пригибая голову, вошел.
– Основательно…
– А то! – гордо хмыкнул дедок.
Пол выстилали деревянные плахи, вроде шпал, сбитые аккуратно и почти без щелок. Земляную крышу подпирали два вильчатых столба, а потолка как бы и не было – над головою скрещивались стволы балок и стропил, между которых желтыми пузырями продавливалась береста. Правда, увидеть «гидроизоляцию» из березовой коры было затруднительно – сверху, цепляясь за штырьки, свисали шуршащие пучки трав и соцветий.
– Скидывай свою одежу, тут тепло, – Кузьмич притворил дверь и прошел в угол, где топился камин из дикого камня. На решетке парил большой котелок, а почерневшие головни изредка распускали языки пламени, облизывая круглое дно.
Я стянул с себя куртку – сразу стало легко плечам – и опустился на край топчана. Рука погрузилась в густой коричневый мех.
– Пришлось завалить косолапого, – вздохнул дед, ловко кромсая щучью тушку. – Обнаглел, потому что…
Забросив рыбьи шматики в котелок, Кузьмич поколдовал, добавляя вареву травок и кореньев. Дух такой пошел, что всё мое нутро скрутилось в голодном спазме. Макароны по-флотски в придорожной кафешке не в счет…
– Не спрашиваю, что случилось, – дедок неожиданно взял серьезный тон, приводя меня в замешательство. – Вижу, что худо, да и ладно. Уж не знаю, случайно наши дорожки скрестились, или жребий таков, а только, пройди ты тут часом позже, не застал бы меня. Уху я на дорожку варил.
