закончился звонком, кто-то из сидевших впереди девчонок громко, с облегчением вздохнул: «Слава Богу!», сразу подняли меня. Как лицо, склонное к совершению подобных правонарушений.
– Опять, Маштаков, ты взялся за старое! – с укором сказала учительница русского и литературы Углова.
Мне бы промолчать и всё бы обошлось сделанным замечанием. Тем более что помянула имя Господа всуе другая.
Но я полез в бутылку с узким горлом:
– А чего, собственно, такого?!
Через пять минут классная руководительница, пользуясь большой переменой, доходчиво втолковывала мне «чего здесь такого».
А мне на тот момент стукнуло аж семнадцать, пацан я был начитанный. Я попытался аргументировано отстоять свою правоту:
– У нас, это, свобода вероисповедания…
За годы работы в правоохранительных органах, клянусь хлебом, я ни разу не орал на самых пакостных жуликов и бандитов так, как заорала на меня класснуха Бернацкая:
– Хватит позорить советскую школу! Не хочешь учиться в советской школе, уматывай в семинарию! Мразь поганая!
– Не имеете права обзываться, – у меня задрожали губы.
Бернацкая стала густо-пунцовой. Глаза у неё почти выкатились из орбит. Если бы в класс не заглянули, она бы меня ударила. А я бы её укусил. За толстую ляжку.
Теперь я понимаю, что она была обычной психопаткой, но тогда мне сделалось обидно до слёз.
В комсомол я всё-таки записался перед выпускными экзаменами. Шансы поступить в институт у меня были слабые, а в армии несоюзную молодёжь направляли исключительно в стройбат. Служить в компании представителей братских кавказских и среднеазиатских республик, а также с лицами ранее судимыми мне не хотелось.
В том же десятом классе у меня случился ещё один конфликт на белогвардейскую тематику.
Проходили «Поднятую целину». Редкий случай, когда произведение, насаждаемое школьной программой, меня интересовало. Я хорошо знал роман, активно участвовал в обсуждении на уроках, не пытаясь при этом спорить с хрестоматией. Учебный год близился к концу, и я рассчитывал по литературе получить в аттестат «четвёрку». Обидно сделалось, что в разы меньше читавшие, но прилежные одноклассники нахватают отличных оценок, а мне с учетом прошлых прегрешений влепят «трояк».
Как сейчас помню заключительный урок по «Поднятой целине». Учительница Углова Вера Николаевна, дорабатывавшая последний год до пенсии, пребывала в благодушном настроении. Экономя время, спрашивала с места. Задала вопрос классу: «Какой герой романа пришелся по душе и почему».
Я первым поднял руку.
– Слушаю, Миша, – дружелюбно улыбнулась Вера Николаевна.
Я встал как солдатик и быстро сказал:
– Есаул Половцев.
Глаза у старой учительницы потухли, лицо посерело. Наверное, у неё, пожилого человека, схватило сердце.
– Почему? – тихо спросила Углова, присаживаясь
