сидит мужик у телевизора, газету читает, в носу ковыряет, а из экрана на него – крутящаяся световая воронка – фигак. Засосала, и вот уже мужик в корейском своём телевизоре в шлепанцах убегает от диплодока в мезозойской эре.
Сюжет в общем избитый. Сотни фильмов про это, книг. Сам я в детстве, обладая неуемной фантазией, целые эпопеи историко-фантастические сочинял про путешествия во времени и пространстве.
Но фантазию в любом месте можно прервать, телик выключить, книжку захлопнуть, а тут.
Как прекратить эту чертовщину? А если её невозможно остановить, и придется в ней существовать – как адаптироваться в чужом, прошедшем, военном времени?
Свои координаты по обеим осям координат я пробил довольно легко. Продрыхнув, судя по затекшим конечностям, не менее десяти часов, я поковылял на улицу размяться. Столкнулся с солдатом, который выносил бадью с помоями.
Он перехватил бадью в левую руку и козырнул мне.
– Скажи-ка, братец, какое нынче число? – обнадежённый его почтительным поведением, поинтересовался я.
– Так что, тридцать первое июля, вашбродь! – браво гаркнул солдат.
Я поморщился и кончиками пальцев коснулся забинтованной головы. Спросил преувеличенно тихо, как бы через острую боль:
– А село как называется?
– Воскресенское, вашбродь!
– Спасибо, братец, – кивнул я и посетовал: – Всё на свете у меня перемешалось.
Я мог бы и не говорить этого, заданные вопросы вполне укладывались в схему поведения человека, получившего ранение головы.
Добравшись до своего лежбища, залез под ветхое одеяло и стал загибать пальцы. В буквальном смысле.
«Прописывался» я в пятницу непосредственно после строевого смотра. На календаре было десятое августа, верняк. С того дня прошло трое суток. Получается, сегодня должно быть 13.08. Но солдат сказал, будто сегодня тридцать первое июля. И чего?! Правильно сказал, они же по-старому время считают, минус тринадцать дней. Вот оно и получилось!
Теперь год. Или восемнадцатый или девятнадцатый. Почему не двадцатый? Нет, это уже – Врангель, он армию из Добровольческой в Русскую переименовал, а Сергей Васильич в сарае, помнится, говорил: «Половину Добрармии союзники своей одежкой экипировали». Это он насчёт моего прикида прошёлся.
А что – за восемьдесят лет в этом направлении принципиально нового не изобретено – цвет хаки, накладные карманы на груди и боках, погоны. Двадцатый год откидываем и по географическим соображениям. Летом двадцатого Врангель, из крымской «бутылки» вырвавшись, бился в Северной Таврии, там сплошь степи. А здесь и леса присутствуют. На опушке одного я проснулся, через другой мы на таратайке от бандюков удирали. Да и говор у местных жителей хотя и мягковатый, южный, но не откровенно хохляцкий.
По названным причинам 1918 год также вычеркиваем. В июле восемнадцатого Деникин повёл своих бойцов во второй Кубанский поход. И никакой помощи тогда союзники белым
