схватилась, ловко меня подсадил, умудрившись не полапать за везде. Сразу видно опытного работника.
А вид-то какой! С лошадиной спины обжор… простите, это голод… обзор был лучше и я, словно в меня компас вшили, моментально нашла среди готовящихся к выезду Анатоля. Он мило беседовал с какой-то белобрысой грудастой лахудрой. И на лошадь ее подсадил! Небось и проверить успел, что там у нее и где. А улыбается-то! Мне вот так не улыбался. Разве что еще тогда, в баре.
– Мне начать ревновать, моя звездочка? – пропели рядом и традиционно потянулись к руке, но сегодня это был невесомый, но обжигающий поцелуй в запястье, где жилка видна и кожа тонкая.
– Ваше высочество, – проблеяла я в лучших традициях трепетных дев и, должно быть, заалела щеками, потому как кровь к голове прилила. Главное, чтоб именно заалела, а не красные пятна по всему лицу.
Почувствовал спиной взгляд, обернулась. Канцлер кривился и вид имел недоброжелательный, но заметил, что замечен и изобразил приветствие. Вышло так себе.
7
Когда появилась королева со свитой, кавалькада двинулась к ажурным кованым воротам и дальше за них по дороге сквозь чуждую городскому жителю пастораль. Я так увлеклась разглядыванием красот, что почти забыла, что еду верхом на природу на всамделишной лошади! Костюмчик в плюс, дикие просторы явно в минусе, лошадь я посчитала за объект нейтральный. Она может тоже бы сейчас спала с большим удовольствием, чем плелась, черт знает куда и зачем.
В паре со мной ожидаемо был принц, мы ожидаемо тащились рядом с монаршей особой, и гадкий Анатоль, что тоже ожидаемо, был рядом и с той самой лахудрой.
– А что это за дама с канцлером? – полюбопытствовала я.
– Маркиза Карамель ван Лав, а что вас так заинтересовало, моя ягодка?
– У нее такая большая… брошь дивной работы, – защебетала я, изображая восторг всей поверхностью лица.
Не знаю, что подумал принц, рассмеявшись, но информацию я получила:
– Маркиза Карамель, как вы поняли, из пожалованных дворян, вернее ее батюшка, потомственный банкир. А все пожалованные, особенно из новых, слегка вольно относятся к критериям прекрасного.
Ничего себе воспитание, так витиевато и культурно описать отсутствие вкуса и чувства меры. Я восхитилась.
– Представить вас?
– Вот уж увольте! – презрительная гримаска вышла сама собой, не хватало мне еще с лахудрами знакомиться.
– А долго мы так гулять будем? – поинтересовалась я, чувствуя неприятную скованность в спине, ноги с непривычки болели в таких местах, что я и не подозревала, что там есть мышцы.
– Не любите верховую езду? – спросил принц и посмотрел так, словно не о лошадях сейчас речь шла.
– Не особо, – с опаской ответила я и добавила, – утомительно и удовольствия почти никакого.
– Вы
