не думаю, что это можно как-то исправить, – сокрушается Трой. – Да и вообще мало ли кто ирландец. Например, Боно.
– Боно это Боно.
– Окей, – соглашается Трой. – Сэнди это Сэнди.
Ему нравится иметь «друга на стороне»; рассказывать то, что с мальчишками обсуждать стыдно, а девчонке не доверишь. Сэнди лишнего не болтает, только вопросительно выгибает бровь:
– Ты на чём сидишь, милый друг?
– На жопе я сижу, что! – Трой разводит руками, вдыхая прибрежный солёный воздух.
– Да нет, дурень! Колись, ты на что подсел? Тебе будто запасную батарейку вставили.
– Ни на что я не подсел.
Но батарейка – хорошее сравнение, потому что у него будто электрический разряд на языке скопился, и, если от него не избавиться, голова взорвётся от напряжения.
– Ну правда, – не унимается Сэнди. – Я никому не скажу. Что с тобой происходит?
Трой театрально покусывает губу.
– Я тут подумал… Мне нравится песок.
– Песок?
– Когда зачерпываешь его, а потом сдуваешь с ладони, и песчинки летят…
– Куда летят?
– Не знаю… ну просто летят. Красивые.
– И что в этом такого?
– Тебе не понять, песок – это очень глубоко.
Сэнди щурится поверх тёмных очков.
– Ты опять издеваешься над моим именем, да?
Трой отворачивается, медленно покачивая головой:
– Не знаю, Сэнди, я очень загадочный.
– Я не хочу жить между строк, заключённый в плену метафор… и прочая хренота. То есть на кой чёрт всё усложнять, когда можно сказать как есть?
– Потому что это поэзия, – вполсилы объясняет Тати.
– Что поэзия? У Шекспира тоже поэзия… ну как в том сонете, про бабу, у которой глаза на звёзды не похожи.
– Он не об этом.
Трой складывает губы трубочкой, колупая корешок её книжки. Кажется, никто уже не читает бумажные книжки, кроме неё. Никто не читает бумажные книжки, как она: страницы аппетитно шуршат под деликатными пальцами, каждый пассаж ложится новой маской на фарфоровое личико.
– Всё равно. Если бы все говорили всё как есть, было бы проще.
– Почему ты не можешь побыть хоть чуть-чуть серьёзным?
– Почему не могу? Я очень серьёзный! Там… коррупция! Инфляция! Депиляция!
– Привыкнешь потом, – заверяет Ральф, услужливо протягивая Тати бутылку колы. – Мы с Майком привыкли. От него много шума.
Точнее сказать, Трой – ходячая ярмарка. Того и гляди голуби из рукавов полетят, а из-под шляпы выскочит стая кроликов. Удивительно, что каждый его шаг не сопровождается взрывом хлопушек и брызгами шампанского. Такой шумный, что в ушах звенит.
– Ну, – подхватывает Майк, отколупывая зубами тёмно-серый лак с ногтей. – Хрен претенциозный.
Ральф, интеллигентный, вежливый Ральф кивает, делая пометки в электронном
