торжествуя,В танце не кружите! —
Забылись вы совсем
В своей гордыне…
Но где Фэй Янь?
Где Юй Хуань, скажите? —
Истлел их прах,
Давно их нет в помине!
Боль одиночества
С тоской его бескрайней!..
Я тишины
На башне не нарушу.
Что там увидишь? —
Ивы лишь в тумане
Да луч заката,
Леденящий душу![52]
Говорят, когда император Сяо-цзун, правивший в 1162–1189 годах, прочитал это стихотворение, то был очень недоволен. Лян Цичао[53] так оценил его: «Невероятно волнующее, трогающее за душу произведение, ему пока что нет равных».
В палаты Чанмэнь (то же самое, что и Чанмынь. – Примеч. пер.) император У-ди ссылал наложниц, ставших ему неугодными. Синь Цицзи обратился к этой истории, чтобы поведать и о преданности, и о слепой страсти, и о горе, страданиях, терзаниях, позволить читателю прочувствовать всю палитру чувств. Даже сегодня каждое написанное слово пробирает до глубины души, кажется, что это капли крови или слез. Древние поэты написали с гору печальных стихов о весне. Но кто сумел так уклончиво, так печально перейти от темы весны к политике, поведать о своем разочаровании в политике? И о печалях красавиц древние поэты тоже исписали немало бумаги, но кому пришло в голову поведать так о государственных делах, пожаловаться на несправедливость, выразить недовольство?
И все же сунский двор оставил его не у дел на целых двадцать лет. Все это время он был отлучен от политики, мог наблюдать за ней, но не имел права вмешиваться и что-либо высказывать. В своих произведениях Синь Цицзи подшучивал над собой: «Император милостив, он отправил меня садить лотосы». Впору вспомнить, как когда-то император Жэнь-цзун отзывался о Лю Юне: «Только и знает, что петь да балагурить, за ним идет дурная слава». Лю Юн действительно отправился петь свои песни в самые низы и стал непревзойденным мастером в жанре цы. Синь Цицзи был другим человеком, он много пил, вволю ел, в сердцах хлопал руками по перилам беседки, громко спорил о политике. Поняв, что не сможет отплатить отечеству, он уехал на северо-восток, построил усадьбу на озере Дайху и погрузился в одиночество. В цы на мелодию «Шуйдяогэтоу» он признается:
Дайху – это самое любимое мое место,
взгляда не хватит, чтобы охватить гладь этого озера,
она подобна бирюзовой поверхности зеркала,
чиста и прозрачна.
Я живу без дела, хожу, опираясь на бамбуковый посох,
ношу туфли из конопляного полотна,
слоняюсь по берегу, за день обхожу его по тысяче раз.
Чайка, раз уж ты стала мне другом,
то прилетай почаще,
не сомневайся.
А где же белый журавль?
Может, и он прилетит?
Чайка то взбалтывает ряску,
то ищет что-то в водорослях,
сидя на зеленом мху у берега.
Оказывается, она выглядывает рыбу,
ждет момента, чтобы ее поймать.
Смешно, она лишь глупо пялится на свою рыбу
и не знает, с каким настроением поднимаю я этот бокал.
Когда-то здесь был заросший пруд да пустынные горы,
но
Лян Цичао (1873–1929) – ученый, философ, литератор, один из лидеров либерального реформаторского движения «Сто дней реформ».
