мы тебя, товарищ попик, покромсаем на мелкие кусочки и пошлем их твоей попадье на поминки.
Отцу Петру вдруг пришла неожиданно отчаянная мысль. Он резко развернулся и что есть силы рванул ко второй проруби, о которой преследователи ничего не подозревали, она уже затянулась корочкой льда и была присыпана снежком.
Не ожидая такой прыти от батюшки, Зубов с Брюхановым недоуменно переглянулись и бросились следом. Тонкий лед с хрустом проломился под отцом Петром, и уже в следующее мгновение Зубов оказался рядом с ним в темной холодной воде. Брюханов сумел погасить скорость движения, воткнув штык в лед, но, упав на лед, его тело по инерции продолжало скользить до самого края проруби. Зубов, вынырнув из воды с выпученными от страха глазами, схватился за край проруби и заверещал что было сил:
– Тону, тону, спасите! Брюханов, руку, дай руку, Бога ради!
Брюханов протянул руку, Зубов судорожно схватился за нее сначала одной рукой, а потом другой, выше запястья. Тот, поднатужившись, стал уже было вытягивать Зубова, но подплывший сзади Петр ухватился за него. Такого груза Брюханов вытянуть не мог, но и освободиться от намертво вцепившегося в его руку Зубова тоже не мог и, отчаянно ругаясь, стал сползать в прорубь, в следующую минуту оказавшись в ледяной воде. Неизвестно, чем бы это все закончилось, не подоспей вовремя пришедший на реку Крутов. Он подобрал валявшуюся винтовку и, взявшись рукой за ствол, ударил прикладом в лицо отца Петра. Тот, отцепившись от Зубова, ушел под воду.
В следующую минуту Крутов вытянул красноармейцев на лед. Из-под воды снова показался отец Петр.
– Господи, Ты веси, Ты вся веси, яко люблю Тя, – с придыханием выкрикнул он.
– Вот ведь какая гадина живучая, – озлился Зубов и, схватив винтовку, попытался ударить отца Петра, целясь прикладом в голову, но попал вскользь, по плечу.
Отец Петр подплыл к противоположному краю проруби, ухватившись за лед, поднапрягся, пытаясь вскарабкаться, непрестанно повторяя:
– Ты веси, яко люблю Тя…
В это время подошедший к проруби комиссар выстрелил в спину уже почти выбравшемуся отцу Петру из револьвера.
Петр, вздрогнув, стал медленно сползать в воду, поворачиваясь лицом к мучителям. Глаза его выражали какое-то детское удивление. Он вдруг широко улыбнулся и проговорил:
– Но яко разбойника помяни мя…[41]
Дальше он уже сказать ничего не мог, так с широко открытыми глазами и стал погружаться медленно в воду. Коган как-то лихорадочно сделал три выстрела вслед уходящему под воду отцу Петру, вгоняя в прорубь пулю за пулей. Вода в проруби стала еще темнее от крови.
– И впрямь красное крещение, – пробормотал Крутов. Сплюнув на снег, он скомандовал красноармейцам: – Чего стоите, вон отсюда.
Красноармейцы сразу же, подхватив винтовки, побежали к селу.
Крутов подошел к лежащему на снегу Степану. Вынул нож и перерезал веревки, стягивающие руки юноши. Потом поднял его, снял с себя полушубок
«Как разбойника, помяни меня…» – слова молитвы, вспоминающие благоразумного разбойника, на кресте исповедавшего распятого Иисуса Господом (Евангелие от Луки 23:40–43).
