Ну и в конце-то концов опять-таки многие несообразности спишем на то самое сотрясение мозга. Проглотят мои бабы, как миленькие. В конце-то концов мы здесь с тобой посидим пару дней, я тебя предварительно поднатаскаю, чтобы провал в памяти не был очень уж зияющим…
– Нет, ну а если она захочет…
– С муженьком потрахаться? – догадливо подхватил Павел. – Ну и флаг ей в руки, Катерине свет Алексеевне, пусть трахается. Что плохого, ежели с законным-то мужем? Она ж мне не изменяет, вот он я, в точности такой же… И потом, братуха, скажу тебе предельно откровенно – с Катькой у нас, похоже, окончательно все раздрызгалось. Склеить не получится, да и нет охоты. Мы и так на грани разбегания, все равно придется этак через полгодика цивилизованно разводиться. Ты мне только не выражай никаких соболезнований, нет нужды. Не то что плакать не стану, но и вообще печалиться – скорее уж от радости буду плясать. Ну не получилось у меня с Катькой, не получилось. И хрен с ею, если по правде…
– И все же как-то…
– Ох, да не строй ты из себя! – досадливо поморщился Павел. – Я же говорю, с Катькой у меня все кончено. Если придет ей такая блажь – исполняй супружеский долг, благословляю. Я тебе потом расскажу кратенько, как там у нас обычно, что делает, чего делать не хочет… А Надюха… Я сам по себе, она сама по себе. Есть контакт? Нет контакта. Девке четырнадцать, вещь в себе, дни напролет по Интернету шарит, как наркоманка, сосуществуем, и только. Нет, дома все должно пройти гладенько. Опять-таки жалеть тебя будут, то бишь меня…
– Твоими бы устами…
– Ладно, хватит, – с некоторой властностью поднял ладонь Павел. – Моральные препоны есть? Кажется, нет. Сумма устраивает? Кажется, да. Работа в принципе подходит. Нет, я не говорю, что тебе будет легко, и попотеть придется, и мозгами ворочать, и на нервах будешь… Все я понимаю. Только, брательничек мой дорогой, обеспеченное будущее стоит таких трудов, а? Честно заработал – честно получил.
Петр перевел дух. Ощущения, будто все это происходит в дурном сне, уже не было, но легонький приступ нереальности не отпускал. Кабанья голова равнодушно и тупо глазела на него со стены янтарно-желтыми бельмами. Пятьдесят тысяч долларов. Новая машина. Киру можно будет одеть, как куколку, да мало ли… Прав Пашка – это будущее. Обеспеченное, без унизительного привкуса бедности, никчемности.
Что удивительно, откуда-то из неведомых глубин вновь вернулся молодой азарт, с которым вроде бы расставался навсегда. Близнецы Савельевы через столько лет задумали очередную хохму, превосходящую все прежние по дерзости по замаху. Сорок четыре года – это еще не старость, господа…
С улыбочкой наблюдавший за ним Павел нагнулся, похлопал по плечу:
– Помнишь «Принца и нищего»? Ведь любил ты когда-то товарища Твена, спасу нет…
– Я и теперь не разлюбил.
– Вот и отлично. Устроим переиздание бессмертного романа, братуха? По нашим наметкам?
– Устроим, – сказал Петр.
