я не люблю «семейные» трусы, которые меня заставляет носить отец. У него аргумент такой: «Узкие плавки зажимают яйца, приводят к застою крови и, как следствие, – импотенции. Не гонись за модой, носи нормальные «семейники».
Нет уж, лучше я надену обтягивающие плавки, чем свободные трусы, в которых всё, извиняюсь, свободно болтается. Плавки же, по крайней мере, сдерживают непроизвольную эрекцию, а если и не сдерживают, то прижимают выпирающий член к телу – со стороны не так заметно, что я возбужден. Правда, всё это у меня сейчас случается не так часто, не то, что, допустим, в шестнадцать– семнадцать лет. Помню, даже у доски, когда отвечал уроки, несколько раз это случалось. Млин! По этой причине пришлось носить пиджаки, которые я терпеть не мог. Пиджак для меня всё равно что униформа. А тут он ещё и чем-то вроде смирительной рубашки стал, подавляя восставшую плоть.
Наверное, я извращенец ещё и потому, что мне очень хочется чего-нибудь необычного. Ну, например, попасть в какой-нибудь закрытый клуб, где его завсегдатаи ходят-бродят по темным лабиринтам абсолютно обнажённые. Впрочем, нет, пусть на их лицах будут черные маски, и больше ничего – ни часов, ни браслетов, ни колец и других украшений. Голые люди натыкаются друг на друга, соприкасаются телами, молча целуются, ласкают одного-двух-трёх партнёров, безумно отдаются порочной страсти и, забыв о всяких приличиях, делают то, чего тайно желали в порочных снах и от чего покраснели бы даже самые искушённые распутники.
Мне стыдно признаться самому себе в этих и других низменных желаниях. Нормальный человек должен хотеть человеческих отношений, а не блуда. Так мне внушает дед. Кажется, он понимает, что творится со мной. А может, дед не забыл, как сам был молодым? «Мужчиной должен двигать не стержень между его ног, а тот стержень, что внутри, – сказал мне дед. – Нельзя прыгнуть выше своего члена, но всегда можно подняться выше своих страстей». При этом он, правда, горько усмехнулся и опустил глаза.
Наверное, я всё-таки развратный. Потому что иногда думаю, что любовь – это всего лишь маска, прикрывающая наши самые низменные вожделения.
А, может, я думаю так лишь потому, что у меня ещё не было настоящих чувств?
А, может, я и не развратный вовсе. Это всего лишь тело. Тело жаждет другого тела. Оно хочет тепла. Тепло возникает от трения…
О, боже мой, снова пошлость!
А хочется-то всего-навсего, чтобы другой человек понимал тебя. И твои желания. И всё, что ты сам даже сказать не можешь, – понимал. И чтобы ты был им, а он – тобой. Может, это и есть любовь?
Но всё равно я – извращенец.
Когда я иду по улице и вижу красивых женщин, а порой даже и не красивых, а самых обычных, можно сказать – самых простых, со мной что-то происходит: возникает желание обладать ими всеми, и с этим ничего не поделаешь, разве что навстречу мне выйдет одна-единственная, и все остальные сразу станут мне не нужны…
3.
У подъезда Сергею встретилась Марго. Она, как обычно, изобразила быстрый, смешной книксен: присела, приподняв растопыренными
