фасад с колоннами, широкими проёмами арочных окон и лепниной в виде виноградных лоз и притаившихся в них мифических существ. Черепичная крыша скрывалась за множеством стрельчатых башенок, дымовых труб и флигелей, отчего здание напоминало важничающую даму в богато украшенной шляпке.
Подойдя ближе, Оливия прочла на самой большой, самой красочной афише: «Спешите видеть! Каждый день, не исключая воскресенья, на сцене покорительница зрительских сердец, восходящая звезда мюзик-холла – несравненная мисс Имоджен Прайс!»
Тут же, в правом нижнем углу афиши, была изображена несравненная мисс Прайс: в матросском костюмчике, лихо сдвинутой набекрень фуражке и почему-то со штурвалом, который прижимала к груди обеими руками, кокетливо отставив в сторону ножку в парусиновой туфельке. Фантазия художника на этом себя не исчерпала – за спиной девушки красовались пальмовые ветви, экзотические цветы, пламенеющий закат и огромный попугай с видом одновременно хулиганским и недоумевающим. Нижний уголок был плохо закреплён, ветер трепал его, словно бродячий пёс обрывок промасленной бумаги, и от этого казалось, что девушка на афише танцует, не в силах оставаться неподвижной.
Имена на остальных афишах Оливии были незнакомы. Она мельком просмотрела репертуар и, с усилием потянув на себя высокую дубовую дверь, вошла внутрь.
Запахи старого театра тотчас же обступили её со всех сторон, медленно подкрались, окутали тенями, заставили воскреснуть воспоминания из прошлого. В детстве близнецы, чей отец был знаменит громкой карьерой пианиста и не менее громким разводом с их матерью, часто бывали в театрах и музыкальных салонах, и запахи пыльных портьер и сухих цветов, сладковатой пудры и театрального грима, дерева и мастики на мгновение вернули ощущение предстоящего счастья, заставили сердце биться быстрее. Мимолётное дуновение сквозняка пронеслось дыханием призрака, и Оливия догадалась, что где-то внутри театра кто-то открыл двери в зрительный зал.
Она начала подниматься по широкой лестнице, одновременно оглядываясь по сторонам. Шаги её были бесшумны, рука скользила по мрамору перил, ощущая его гладкую прохладу. Роскошная люстра, висевшая под сводчатым восьмигранным потолком, сейчас терялась в сумраке, и вестибюль освещал лишь тусклый утренний свет, проникавший сквозь арочные окна. При таком освещении здание театра казалось спящим, заброшенным, как будто в нём не было ни одной живой души, кроме неё. Захотелось спуститься и толкнуть двери – проверить, откроются ли.
В ту же секунду, как ей пришла в голову эта мысль, она услышала голос брата.
– Олив! Ты не представляешь, как я рад, что ты смогла приехать так быстро!
Филипп стоял на верхней площадке и казался искренне обрадованным. Не в силах дождаться, пока она поднимется, он легко сбежал вниз, обнял сестру и повлёк её наверх, всё это время не прекращая говорить и прикасаясь к её плечу своим так, точно они по-прежнему были детьми и нуждались в ежеминутном подтверждении присутствия
