Мы ждали поезда, мама отправилась в железнодорожный за газировкой, а мы стояли на перроне. А тут как раз бабка Федькина выбралась огурцами солеными торговать. Увидела Федьку – и понесла, зачем парадное надел, зря мать, что ли, туфли ему купила, в ночную корячилась, а он тут таскается со всякими расподряд. Федька оправдывался, а потом снял кроссовки и остался в носках. А кроссовки он в руках держал, и они так же этими катафотами сверкали.
– Смотри, батюшки! – с восторгом воскликнул Хазин.
Возле Дома быта припарковалась синяя машина, из нее сосредоточенно выбирались несколько целеустремленного вида священников.
– Успели на духовную сечу! – Хазин помахал батюшкам. – Хотят пресечь Пашу Воркутэна на ближних подступах!
Батюшки Хазину кивнули и направились в Дом быта.
Хазин вдруг раззадорился и продолжил приставать к прохожим.
– Вострубите в трубы златогласые! – Хазин широко улыбался встречным. – Воздвигнем столп света на пути хаоса тьмы! Хтонизм не пройдет!
Прохожие в большинстве своем соглашались.
– Оградим нашу нравственность от ихней безнравственности! Да пребудет с нами Хьюман Райтс Вотч!
Центр города постепенно заполнялся, народу съехалось много, в основном на грузовиках и «Газелях». Хазин раскочегарился:
– И сказал Чичагин – сомкните ряды! Ибо тьма здесь и нет этой тьме прогляда!
Закончилось все тем, что Хазин попытался выпросить у милиционера мегафон, а тот потребовал, во-первых, прекратить агитацию, во-вторых, переставиться – машина мешает. И мы вернулись к «шестерке», Хазин долго искал место для парковки и ругался на диких провинциалов, которые паркуются как им приспичится, вдоль и поперек, а нормальные люди страдай. В конце концов мы притерлись к ржавой «буханке» из электросетей. Из «буханки» выставился мужик в оранжевой робе, но ругаться не стал, курил и поглядывал на нас с прищуром.
– Мы из Брантовки, – сказал ему Хазин.
Мужик сочувственно вздохнул. Со стороны памятника послышалась музыка, концерт начинался. Я посмотрел на часы. Вроде рано… Хотя я, если честно, не помнил, во сколько вся эта репетиция.
Музыка зазвучала громче, мы стали пробираться к эстраде, осторожно раздвигая собравшихся. По мере приближения к помосткам народ становился плотнее, нам удалось продвинуться метров на сто, затем встали, слишком густо, когда успели понаехать… Люди сидели на трибунах, толпились вокруг, заполняли выходящие на площадь улочки и переулки. Над сценой колыхалась растяжка Pavel Vorkutin на фоне Уральских гор и заходящего солнца, на самой сцене разминались музыканты: клавишник и гитарист в длинных малиновых сюртуках. Зрители ждали, рядом с Хазиным волновалась крепкая женщина в зеленом платье, было жарко. Хазин неосторожно задел женщину объективом, она возмущенно обернулась.
– У нас поручение, – пояснил Хазин.
Женщина не успела как следует ответить – гитарист на сцене взял высоко, мониторы заскрипели, музыка началась.
