с ней?
– Болеет, – сказала бабка Дарья. – На снегу, в лесу рожала-то, что с ней сделаешь! Девчонка прибежала, кричит в голос: «Тетка помирает!..»
Дельдика, вытянув шею, молча и серьезно смотрела на Ивана, желая, видимо, узнать, понравится ли ему девочка и что он станет с ней делать.
– Пошли в тайгу, в самую чащу, – продолжала старуха, – а у нее там балаган налаженный. Она родила и лежит без памяти. Видишь, по своему обычаю, значит, рожала.
Иван подсел на край нар, взял жену за руку и что-то сказал ей. Анга всхлипнула. На потном лице ее появилась плаксивая улыбка. Иван погладил ее горячую руку, перебрал пальцы в толстых серебряных кольцах.
– Не помрет, – молвила старуха.
Наутро Анге полегчало, Иван выпарился в печке, выкатался в снегу и, красный, как вареный рак, завтракал калужьей похлебкой.
Пришли мужики.
– Как дочь назовешь?
– У нас тетка Татьяна была, не шибко красивая, но ума палата. Татьяной назову. Ну а вы как пасху справляли?
– Водки не было, – отвечал Тимошка. – Хуже нет, трезвый праздник. А ты спирту привез?
– Нету спирта. В Николаевске и спирт выпили, и духи. Матросы платят рубль за флакон и пьют. Китайцы сверху везут туда ханжу. Находятся и русские мужики, что за сотни верст везут в город бутылку водки, только чтобы нажиться. У кого с лета остался спирт, те… там харчи шибко дорогие. Людей не хватает. Казна и купцы большие деньги платят. Город строят, пароходы собирают. Там каторжане, солдаты, матросы.
За чернобурок Иван отдал Егору сорок рублей.
– А Галдафу мне восемь целковых не пожалел, – угрюмо сказал Егор, забирая деньги.
Все засмеялись.
– Я твои шкурки продал в Николаевске американцам. У них там магазин. Чего только нету! Товару, что стены трещат. Я всегда к ним заезжаю, другой раз ночую у них… Оружье у них шибко хорошее. – Иван показал новенький винчестер.
В те времена винчестер с магазинным затвором был редкостью, самой последней новинкой, однако мужики особенно не удивлялись устройству американского ружья, полагая, что здесь, возможно, вообще заведены такие винтовки.
– Ты уж из него стрелял кого-то, – заглянул Федор в дуло.
– Как же, испробовал, – усмехнулся Иван, и глаза его заиграли.
– Паря, с американцами сдружишься, они тебя до добра не доведут…
– Это баловство одно, а не ружье, – сказал дед Кондрат. – В нашу пору таких не было, а били метче. Люди были здоровее, глаз имели верный, глаза у них не тряслись, руки не тряслись, воровали меньше.
При виде иностранного ружья Егор невольно вспомнил Маркела Хабарова – тому ружья запретили делать, а самого поставили сплавщиком на плоты.
Солнце просвечивало далеко сквозь голоствольную чащу; как метлы на белых черенах, стояли желтые березы.
– Ручьи играют… забереги есть, – сказал Тимоха.
– Я уж поплавал по дороге.
– Вчера вон
