А как результат – новый ректор потихоньку всё подминает под себя, всё хочет контролировать сам, распоряжаться всем тоже сам. Ну как это возможно, скажи мне, в таком крупном учебном заведении, как МГИМО? Как это возможно?
– Не знаю, давай ближе к делу. – Виктор Сергеевич рассматривал свои крупные, познавшие тяжёлый крестьянский труд, руки. Он их по-хозяйски возложил на стол бывшего коллеги. – В чём конкретно проблема?
– А вот в чём. В этом году лапы ректора дотянулись и до вступительных экзаменов. Вроде как нельзя больше ставить «галочки» в списках поступающих, ну не «галочки», но ты понимаешь. Раньше можно было договориться с кем-нибудь в приёмной комиссии, или просто так, или услуга за услугу, теперь – фигушки. Теперь все боятся. Времена, говорят, изменились. А что времена, что изменилось? Люди-то всё те же остались, страна-то та же! Перестройка, перестройка. А жить-то всем надо, без различия на всякие идеи, которые нам спускают сверху. Кушать всем надо, и не просто хлеб с малом, а желательно ещё и с икоркой, ничего не изменилось! – с неожиданной для себя горячностью заговорил Вершинин.
«Видать, за живое задело», – улыбнулся кончиками губ Виктор Сергеевич.
– Выражайся ясней, я так понимаю, что выход есть.
– Есть, дорогой мой, есть. Я покумекал и нашёл его, то есть не я один, как ты догадываешься: все эти перетряски затронули многих. В общем так, излагаю коротко, – Вершинин глубоко вдохнул.
«Давно бы к делу перешёл», – терпение Виктора Сергеича иссякало. Его уже изрядно утомили все эти «вокруг да около» – любимые темы взяточников. Так они градус повышают. Значение себе накручивают.
– Вот, схема такова: первый экзамен, а твоей медалисточке, по идее, хватит. Первый экзамен на факультете международных отношений принимает не так много преподавателей, человек восемь-десять. Естественно, они все друг друга знают. Поэтому договариваться нужно с кем-нибудь из них, но обязательно, чтоб надёжный был, – тут Вершинин погрозил жирным у основания и от того почти треугольным указательным пальцем в потолок, – дальше они сами разберутся.
– Так есть этот надёжный?
– Есть, дорогой мой, есть. Но, если я тебе это устраиваю по дружбе, – Вершинин скромно отвёл взгляд в сторону, – то там надобны денежки. Понимаешь, деньги, бумажки презренные. Я же говорю, ничего не изменилось по большому счёту.
– Сколько ?– рявкнул Виктор Сергеич, его начал выводить из терпения бывший коллега.
– Много, дорогой мой. Что ты хочешь? Страна переходит на товарно-денежные отношения. Уже не хозрасчёт, а, как нас учили на политэкономии, – банальный капиталистический расчёт. Тысячу рублей, и это ещё немного, – зачастил Вершинин, по-прежнему пряча глаза, – меня уверяют, что они между собой тоже делятся. И ещё, говорю тебе, это немного. У меня сначала двести долларов попросили. Я говорю: «Вы что, спятили? Это же с ходу уголовка, статья!» В общем, сошлись на тысяче рублей.
