style="font-size:15px;"> – Чем же?
– Всем…
Толя, вроде бы, и существовал, но его как бы и не было – Чистов с ним не встречался. Уходил рано, прихватив собранную Валей корзинку с едой, возвращался поздно, когда больной уже спал.
В сумасшедших ночных полётах Валя о брате не вспоминала. Они вообще почти не разговаривали. Но Дима чувствовал: никто никогда не понимал его так хорошо, как Валя. И никогда раньше он не брал в руки кисть с таким душевным восторгом, с такой нежностью ко всему сущему: небу, лесу, озеру, монастырским руинам и даже к зловредной старухе-сплетнице, ежедневно пичкающей Лену байками о колдунах и ворожеях.
Округлив глаза, Полева пересказывала, что Варвара специально селит к Вале молодых мужиков. Как-то вычисляет, у кого сердце свободно (тут Лена начинала шмыгать носом, а Дима смущенно отворачивался) и ведёт в летник. Надеется, что Валя квартиранта приворожит, и тот останется навсегда, а то ведь умирает деревня…
Страдания Лены и насмешки Игоря портили Диме настроение, и он стал уходить работать подальше в лес.
Возвращался затемно, быстро ужинал в сарае и, покрутившись в нетерпении на топчане, встречал «белую лебедь, обречённо плавающую по замерзающей воде» – такой сюжет Чистов задумал для своей дипломной работы.
Эскизы круглого озера, дремлющего в лесной глуши, уже лежали в папке.
Время замедлило ход, почти остановилось…
Подтолкнул его Зорин. Однажды он разыскал в лесу Диму, упоённо работающего над очередным наброском:
– Всё, Димон, надоело мне это захолустье. Пора обратно в цивилизацию. Завтра тракторист в город едет, мы с Леной договорились с ним отчалить. Но ты, если хочешь, можешь остаться у своей старушки навсегда.
Дима растерялся. Быстро собрал этюдник и пошёл в деревню.
Во дворе Толя неловко рубил дрова. Валя, приговаривая что-то ласковое, складывала их в поленницу. Не обращая внимания на убогого, Дима сгрёб женщину в объятья, заговорил сумбурно:
– Поехали со мной! У меня мама очень хорошая, она тебя примет…
Толя замер с колуном в руке и бессмысленно уставился на них.
Валя вывернулась, глянула непривычно холодно:
– Ты что!? Нет-нет! Брата не брошу! Никогда!
Дима снова крепко прижал её к себе, словно уговаривал всем телом:
– В Москве клиники всякие есть, дома для инвалидов, можно его – туда…
Говорил и чувствовал, как неубедительны его слова, а сам он жалок и нелеп.
Валя птицей трепыхалась в его руках:
– Ни за что! Он не выживет без меня!
– А как же я? Я тоже… тоже не смогу без тебя! Поехали…
– Нет! Нет!
Они боролись, словно дрались, каждый – за свою судьбу.
Вдруг через Валино плечо Дима увидел побелевшего Толю с вытаращенными глазами и вознесённым
