как ты плюешься.
– Развел меня? Все не можешь мне простить? У тебя же был первый день. Грех не пошутить менту над прокурорским, пока он еще на человека похож.
Тут Сева был прав. Пошутить над прокурорским можно было только в самом начале. Впрочем, как и произвести хорошее впечатление. Потом милиционеры так доводили, что веру в хорошего милиционера убивали уже в зародыше. И пошутить не удавалось.
В первый день работы я приехал со старшим следователем Потехиной в качестве наставника на свое первое убийство. А потом зашли в отдел допросить свидетелей. Убита была старуха-процентщица. Топором. Клянусь. Так вот: Сева увидел нового следователя и приготовился. Ждать пришлось недолго.
Мы вернулись в отдел и собрались пить чай. Я попросил кружку. И Сева с радостью мне вручил. А потом сказал небрежно: «Ты только поосторожней. Вчера 20 дагестанцев задерживали на рынке. Часа три здесь продержали. А у них там чесотка бушует». Я не то чтобы испугался. Но все в его словах показалось мне логичным. Во всех новостях рассказывали о вспышки чесотки в Дагестане. Я с пониманием кивнул: «Я пойду помою». И два раза с мылом помыл в туалете кружку. А когда я вернулся все уже пили чай. И Сева еще более небрежно продолжил: «С другой стороны, мы им из своих кружек пить не даем». Было очень смешно. Всем, кто уже пил чай. И мне тоже смешно, но я все равно начал мстить.
И мстил несколько раз. И напоминал за что. Сева пытался ответить, но я был на стреме. Потом я забыл уже. А Сева не смог. И теперь каждый раз, когда ему казалось, что я его подкалываю, он мне напоминал всегда про то, что я не могу простить. По-моему, ему просто нравилось вспоминать о своем остроумии. Такие понты наоборот. Типа как я круто тебя сделал, что ты теперь не можешь остановиться. Меня это веселило, потом раздражало, потом опять веселило.
Я поднял трубку и, как только мог неприятно, сказал:
– Не хочешь забрать у меня дело к себе в производство?
– Меня шеф предупредил, что ты так скажешь, – тоже неприятно ответил Голов, – велел идти к тебе на помощь.
– А зам ничего не сказал, я только что с ним говорил.
– А он еще не в курсе. Сейчас пойду доложу. И выезжаю. К обеду надо обязательно успеть. Вы пойдете в «Узбечку»? Мне манты оттуда круглосуточно снятся, – сказал без намека на иронию Игорь.
Очень серьезно сказал. Игорь страдал чем-то вроде булимии. Он всегда готов был есть. Всегда помнил, где и что можно съесть. За каким углом торгуют пирожками, в каком магазине есть кулинария с котлетами, где пирожное картошка с лимонной цедрой (вот гадость), а где пирожное картошка залито шоколадом (это отвратительно). Слухи ходили, что когда он дежурил по городу, то проверял все холодильники, если кого-то убили на квартире, и все съедал. В это я не верю, но стоило только порезать бутерброды и сложить их горкой на тарелке, как Игорь начинал их есть. Быстро, часто и почти не жуя, это факт. А когда его упрекали в нежелании подождать остальных, вполне справедливо замечал, что остальные будут не есть, а закусывать. А он никогда не закусывает потому,
