долга заканчивался вчера вечером. Он тихонько пробрался в дом, наступил в кровь, споткнулся и рукой схватился за топорище, а когда увидел убитого дядю, то смекнул, что наследство уплывет в Лавру. Схватил с испугу и деньги, и оба завещания. Ему признаться в воровстве, что честь потерять, он готов в Сибирь, чтобы не открылась его подлость. Новую духовную он, наверное, сжег. А этот заморыш, как ты говоришь, силен как бык и к тому же левша. У Богрова на правой руке приметное кольцо, он ударил старика кулаком, разодрал щеку до крови, потом ударил обухом, след остался с правой стороны, так мог ударить только левша, а уже потом, когда он упал и скорее всего начал кричать, убийца ударил по шее. Забрал деньги, которые в темноте нашел, запачкал в крови рубашку и не заметил, она же тёмная, так вот от рубашки след остался на подкладке пальто. Вот еще одна улика, тем более у Богрова ни одной раны на теле нет. Не могла кровь попасть на подкладку.
– А кто усмотрел?
– Миша, мы с тобой в сыскном служим или коврижками торгуем?
– Иван Дмитрич…
– Не слушай старика, ворчу не по делу. – Потом улыбнулся. – Вот тебе, Миша, и заморыш.
Будни сыска. 1870 год
В канун Нового года помещик Тамбовской губернии Петр Петрович Нестроев был обворован. Если бы вынесли из номера гостиницы, что на Моховой улице, где он соизволил остановиться, шубы, костюмы и иные безделицы, он не обратил бы особого внимания. Но, шутка ли, тридцать тысяч, привезенных на всероссийскую выставку, были не малой суммой, чтобы ею можно было пренебречь.
Дородный Петр Петрович неуклюже сидел на краешке резного стула, пожевывал от волнения длинный ус и поминутно смахивал со лба выступающий пот.
– Господин Путилин, ради Бога, помогите моему несчастью. Тридцать тысяч, тридцать тысяч, – тряс головою, причитая тонким голосом, обворованный провинциал, – я остался без гроша. Выставка проходит, а нужное мне не куплено. Господин Путилин, умоляю вас, найдите негодяя, покусившегося на чужое.
Иван Дмитриевич, начальник сыскной полиции столицы Российской империи, не слушал причитания помещика, в голове проносилось множество мыслей, но ни за одну из них он не мог ухватиться. Раззява стал жертвой «карманного путешественника», как их называли в сыскном отделении. Только место происшествия, по словам обворованного, найти невозможно.
– Прошу успокоиться, Петр Петрович, – Путилин поднялся из—за массивного дубового стола, голос хоть и не выдавал никаких чувств, но едва заметное раздражение сквозило в его словах, – объясните подробнее, когда вы заметили пропажу денег?
Нестроев, итак сидевший в неудобном положении, словно совестно отнимать время у занятого начальника сыскного отделения, вскочил и повернулся к хозяину кабинета, теребя в руках меховую шапку.
– Господин Путилин, в моей шубе, – он откинул меховую полу, показывая Ивану Дмитриевичу, – есть потайной карман, в котором я хранил кожаный кошель. Сегодня поутру обнаружил, что карман, извините, пуст.
– Скажите, а вечером вы проверяли – был ли кошель на месте?
– Нет, –
