за страницей из Достоевского и убеждаюсь, что он – Писатель. Несложно убеждаться в очевидном, скажете вы. Может, и не очень сложно, но в рамках данного исследования я должен убедиться во всем непосредственно на основе текста. Да, действительно, я ни секунды не сомневался, что «Преступление и наказание» – это шедевр, я много раз читал-перечитывал эту книгу, и всё равно – ничто здесь не должно браться просто как бы из воздуха, и во всем должна присутствовать отсылка к тексту.
Итак, все-таки можно ли найти в «Преступлении и наказании» эпизод несколько сомнительный, если не с точки зрения мастерства, то с точки зрения «шедевральности»? Забрасывание невода наугад не сработало; что же, поищу такой отрывок, скрупулезно перешагивая со страницы на страницу. Как вам такой, например, отрывок:
«– Опять грохот, опять гром и молния, смерч, ураган! – любезно и дружески обратился Никодим Фомич к Илье Петровичу, – опять растревожили сердце, опять закипел! Еще с лестницы слышал.
– Да што! – с благородною небрежностию проговорил Илья Петрович (и даже не што, а как-то: «Да-а шта-а!»), переходя с какими-то бумагами к другому столу и картинно передергивая с каждым шагом плечами, куда шаг, туда и плечо, – вот-с, извольте видеть: господин сочинитель, то бишь студент, бывший то есть, денег не платит, векселей надавал, квартиру не очищает. Беспрерывные на них жалобы, а изволили в претензию войти, что я папироску при них закурил! Сами п-п-подличают, а вот-с, извольте взглянуть на них: вот они в самом своем привлекательном теперь виде-с!
– Бедность не порок, дружище, ну да уж что! Известно, порох, не мог обиды перенести. Вы чем-нибудь, верно, против него обиделись и сами не удержались, – продолжал Никодим Фомич, любезно обращаясь к Раскольникову, – но это вы напрасно: на-и-бла-га-а-ар-р-роднейший, я вам скажу, человек, но порох, порох! Вспылил, вскипел, сгорел – и нет! И все прошло! И в результате одно только золото сердца! Его и в полку прозвали: «поручик-порох»…
– И какой еще п-п-полк был! – воскликнул Илья Петрович весьма довольный, что его полк так приятно пощекотали, но все еще будируя». (Ф. М. Достоевский. «Преступление и наказание». Ч.2. I.).
Думаю, вы согласитесь, что этот отрывок не входит ни в число таких, которые заставляют задуматься, ни в число таких, которые прямо уж так запоминаются, что уже невозможно и выдворить их из памяти, ни в число принципиально важных, узловых для повествования. При этом я не скажу, что это такой отрывок, который можно было бы взять да и выбросить из текста; но я изначально искал вовсе не такой отрывок, который можно просто выбросить, а скорее такой, который можно прочитать, оставаясь относительно равнодушным, не восхищаясь мастерством автора. Я всё же придерживаюсь того взгляда, что при желании такого рода отрывки можно найти в любом тексте, даже в таком, который для «оценивающего» относится к самым любимым.
Это – первое ограничение, которое можно наложить на тезис Булгакова-Коровьева
