естественное. Стоит лишь притвориться этим естественным, и можно считать себя победителем. Кем бы ты ни был: человеком, государством, системой или алкогольным напитком. Может, даже насекомым – как лже-королева у муравьёв, которая только притворяется королевой, но не выполняет ни одной её функции, и муравьи будут кормить её и охранять, делать всё, что необходимо, чтобы она жила, а взамен не получат ничего. И всё это лишь из-за того, что она естественна, естественно заняла пусть даже совсем не своё и не предназначенное для неё место.
Тут Густаву стало необходимо поговорить о самом что ни на есть неестественном, что бывает в людях – их желании расставаться с жизнью по собственной воле. Необходимость поговорить о самоубийстве. И такое впечатление, что Винсент знал про суицид столько, словно сам совершал его не раз, а потом возвращался и писал мемуары: «Знаешь, есть такое понятие в мире как суицидальный туризм… Ну, в одних странах право на эвтаназию есть, в других – нет. Вот можно так приехать туда, где есть, ну, и сделать, что хотел… Ну, правда, ведь не так важно, где умрёшь. А тут ведь ещё и специалисты подходящие есть… Методы… Всё, что нужно».
«В каких же краях так промышляют? Не в Швейцарии случаем? Там ведь самоубийц со всей страны можно в сборную собирать…» – Густав налил себе ещё порцию бурбона в стакан.
– Да и там. Даже не знаю, откуда это началось. Но там есть. Многие и против были, и референдум устраивали. Но ничего не изменилось. Так сказать, право каждого себя на тот свет отправить. Не поймут только сами, чьё тогда право помогать в этом. Мрачноватенько, конечно… Но в Мексике-то даже и не думали ничего запрещать. Там, собственно, и о технологии не очень заботятся. Ну сервис, он и в Африке сервис, только вот, как всегда, разумный… Они там таблетками себя травят. Как сильное снотворное – заснёшь и не проснёшься потом. Словно и не умираешь, а засыпаешь просто. Пенобарбитал. Только вот за качеством в Мексике не следят. Мертвый же всё равно потом отзыв не напишет. И переделывать не попросит. А то, что он не просто заснул, а ещё и задыхался в конвульсиях перед этим… жадно глотал воздух, искал побольше, карабкался с того света… на самом-то деле пытался выжить, до этого так стремившись умереть… Это ж ведь никто уже не расскажет… – Винсент отхлебнул ещё виски, потом посмотрел на стакан – большой крепкий стакана, словно глыба лунного льда, никогда не бывавшая в своей сущности ничем иным. – Знаешь есть ещё такие знаковые места, например, высотные сооружения, с которых, условно говоря, любят сбрасываться. Ну вот, в Великом Новгороде это была башня из стальных балок на набережной у Драматического театра. Немного апокалиптическое место. Так вот после нескольких случаев её просто демонтировали. В-общем-то логично… А вот со знаменитым висячим мостом в Сан-Франциско так не сделаешь. Так там до сих пор и прыгают. К чему я это, собственно… Один из таких выжил. Ну, неудавшийся самоубийца. И потом он сказал, что когда ты уже прыгнул, то моментом в то время, что ты летишь, понимаешь, что все твои
