я все хочу тебя спросить… – сказала Санциани.
Девушка резко выпрямилась. Но оказалось, что графиня, произнося имя Жанна, обращалась к сидевшей напротив нее иностранке.
Кармела не расслышала ни конца вопроса, ни ответа на него. Она почувствовала щемление в груди, и ее охватило чувство, что она что-то потеряла, что ее предали, ограбили; такое чувство обычно испытывает любовник, случайно узнающий из разговора о том, что его обманывали. Когда к ней вернулась способность понимать то, о чем говорят, она услышала, как гостья сказала:
– Знаешь, когда умер этот бедный Тейфик, я подумала о тебе. Довиль, Канны, Лондон, я снова там побывала. Я хотела написать тебе, но не знала, где ты находилась.
Сомнений быть не могло: воспоминания, о которых говорила эта иностранка, неоспоримо доказывали, что она была Жанной, настоящей Жанной. «Значит, она на самом деле существует. Это она», – подумала Кармела.
Санциани подняла на свою подругу недоумевающий взгляд.
– Кто такой Тейфик? – спросила она. – Я с ним не знакома.
– Как это не знакома? Тейфик Хальфази, твой паша! – воскликнула гостья, беря Санциани за руку. – Что с тобой, дорогая?
– Возможно, я пока не повстречала Тейфика, – произнесла Лукреция.
Глаза ее были затуманены, черты лица заострились. Понизив голос, она доверительным тоном сказала:
– Я владею одной важной тайной, Жанна. Я открыла нечто важное для себя. Люди умирают из-за нас, по нашей вине. Мы даем им умереть, потому что желаем от них избавиться. Что такое люди? Увиденное нами лицо, услышанное слово. Люди живут в нас. Никто не умирает, если мы этого не захотим. Если я буду продолжать думать о тебе, что ты такая, какой я тебя встретила, ты не умрешь никогда. А вот мне все разрешили умереть.
Кармеле больше нечего было делать в номере, и она потихоньку пошла к двери.
Очутившись в коридоре, она подошла к зеркалу. В ее жизни зеркала начинали играть все бóльшую и бóльшую роль, и всякий раз, когда у нее возникал вопрос, она за ответом обращалась, естественно, к зеркалу. «Да, у меня почти тот же цвет кожи, – подумала она. – И такие же черные волосы». Она пару раз попробовала повторить резкое движение головой, для того чтобы перекинуть волосы на одну сторону. «Неужели я стану такой же? У нее карие глаза, белки совершенно желтого цвета. А у меня – голубые. И потом, у меня ладони намного меньше, чем у нее… Нет, я не Жанна, я – Кармела… я красивее ее, я моложе… и я – ничто. Для графини я была всего лишь игрушкой. А теперь она говорит, что все дают ей умереть».
Любопытство, взяв верх над остальными чувствами, подтолкнуло, несмотря на охватившее ее грустное настроение, к двери номера пятьдесят семь. «Подслушивать нехорошо, я не должна так поступать, это дурно».
Но ухо к двери все же приложила. И услышала голос Санциани:
– Жанна, не могла бы ты одолжить мне немного
