договоримся: я отдам тебе тетрадь, а ты взамен задашь мне один вопрос. Хоть о чем-то, что тебя в самом деле интересует.
Странные педагогические методы практиковались в Деревне Сионистских Пионеров. Мне ничего не оставалось, кроме как кивнуть.
Милена протянула мне тетрадь:
– Спрашивай.
– Тенгиз здесь давно работает? Почему он не познакомил нас со своей семьей, как Фридочка? У него есть образование? Сколько ему лет? И сколько лет вам?
Тут Милена снова покраснела. Но на этот раз как-то иначе, с розоватым оттенком и вдобавок на ушах.
– Ученикам не следует интересоваться личной жизнью воспитателей, – смутилась училка. – Это не…
– Комильфо, – подсказала я.
– Вот именно.
– А что тогда комильфо? Делать вид, что меня интересует то, что не интересует, и что не интересует то, что интересует, как все?
– Признаться, я не подозревала в тебе такой…
– Наглости?
– Искренности.
Я встала и специально поволокла стул по полу к парте, чтобы его железные ножки мерзко заскрежетали по плитам.
– Оставь стул, – сказала Милена. – Я жду Владу. Вы же с ней соседки?
– Ну?
– Зоя, ты не замечала ничего странного в ее поведении? Чего-то, что могло бы обеспокоить старших?
Тут я чуть не потеряла дар речи.
– Вы что, предлагаете мне стучать на мою соседку, тогда как не ответили на элементарные вопросы, которые я задала о вашем коллеге?! Вы решили вести со мной открытый диалог, чтобы выпытать информацию о Владе?
Милена внимательно посмотрела на меня.
– Зоя, – сказала она, – прошу тебя, если ты когда-нибудь почувствуешь страх за свою подругу, за других ребят в этой группе, за саму себя… Если вам будет угрожать какая-либо опасность, не оставайся со своим страхом наедине, расскажи о нем Тенгизу, Фридочке, мне, кому угодно, только не скрывай. Ваши родители далеко. Кроме нас, некому вас оберегать. Нет ничего благородного в скрытности. Нет ничего взрослого в недоверии. В умении доверять и просить о помощи заключается…
– Понятно, – перебила я этот выспренний монолог, – вы уже успели забыть, как это – быть в нашем возрасте. И еще не успели родить своих детей.
Глава 13
Восьмая заповедь
Однажды вечером, когда уже стемнело и я вернулась в комнату после пробного урока по бальным танцам в спортзале Деревни, в итоге которого тренер сообщила, что работать со мной теоретически можно, но акробатические поддержки навсегда выбили из моего тела грацию, и я осознала наконец, что мечту стать балериной стоит забросить, и решила встать на путь реализма, – я поняла, что на моей бывшей кровати лежит не одно, а два тела.
Под махровой простыней, которую Аннабелле прислали посылкой из Ленинграда вместе с коробкой конфет и свитером из ангоры, тела шевелились и издавали пыхтящие звуки.
Смутившись не на шутку, я уже собралась закрыть дверь и тактично покинуть
