То же с прощением.
Я жду, когда мы с Бастером закончим обед, за которым он ест за нас двоих. У меня совсем пропал аппетит. Хоть какие-то плюсы. Наверное. С тех пор как мне стукнуло тридцать, контролировать вес стало сложнее.
Тянусь к телефону, ищу в письме номер тюрьмы. Мешкаю, но все же беру трубку, прикрываю рукой глаза.
Нет, не могу. Комок в горле начинает душить.
Завтра, думаю я, вставая. Прикидываю, не слишком ли ранний час для вина. Всего бокал, чтобы немного расслабиться.
И тут краем глаза вижу: «Есть только сейчас».
Стискиваю зубы, делаю глубокий вдох, набираю номер.
Когда берут трубку, мне уже не хватает воздуха, словно я взбежала по лестнице, а не просидела последние два часа в нерешительности за кухонным столом.
Ненавижу себя за то, что по-прежнему позволяю Мэтти задевать меня за живое. Я уже взрослая, столько лет провела, бегая от прошлого, и все же любая мелочь напоминает о нем…
Галстуки-бабочки. Отпечатки ног. Оброненная сережка. Прошлое – это не неведомая страна. Это камера пожизненного заключения без права на досрочное освобождение.
По ночам мне слышится шепот – убитые женщины взывают ко мне. Чаще всего голос совсем детский. Девочка говорит зло, обиженно. «Почему ты не сделала этого раньше? – спрашивает она. – Тогда я была бы жива. У меня тоже была мама. Каково, по-твоему, ей приходится?»
Иногда она совсем жестока. «Почему я? Чем ты такая особенная?»
Я сама себя об этом спрашиваю. Все время.
Голос на том конце провода оживляется, стоит мне упомянуть его имя. Магнетизм дурной славы.
– Мэтти Мелгрен?
– В какой день я могу подойти? – Я словно планирую визит к стоматологу.
Стучит клавиатура, в трубке цокают языком.
Я думаю о девочке с Хогарт-роуд и о том, что, по слухам, он сделал с ее языком. Нет такой стены, которой можно было бы отгородиться от прошлого.
– Вам необходимо прибыть за полчаса до назначенного времени. Возьмите удостоверение личности: паспорт или водительские права, – инструктирует секретарь. – И четвертак для камеры хранения. Вторник. Четыре тридцать.
Это не вопрос. Меня не спрашивают, удобно ли мне.
Как обычно, все козыри на руках у Мэтти.
Глава 5
Я просыпаюсь от звуков выстрелов. Показалось. Это рев автомобиля. Я в Лондоне, а не в Бостоне. Никаких пистолетов. Очень безопасно, думали мы.
Ранняя осень. Воскресное утро. Британская ранняя осень, уточняю я для самой себя.
– Теперь мы в Англии, – не устает напоминать мама, словно об этом возможно забыть. – Ты никогда не почувствуешь себя здесь как дома, если не избавишься от американского акцента.
– Это не дом, – упрямлюсь я. – И еще у меня живот крутит; я, кажется, заболела.
– Ага. Сегодня, значит, живот?
С тех пор как я поступила в школу Хэмпстед-Холл, у меня все время «болело» то одно, то другое. Про себя
