вкус, на генном уровне привитый, бодрость стиля в выборе цветастости фасона; хорошо подогнанная по фигуре праздничность одежды, взглядом завладев, вводили откликом в смущение его наглядной откровенности мимических желаний…
С бархатным отливом, платье черное, с коротким рукавом, открытой спинкой, декольтированное до пупка… и с вызывающей длиной к показу предъявляло к композиции: опорной формы притягательность ажура черной стройности – безумство кружевных чулок, на шпильках лаковых. А как она благоухала –
Осеннего угара аромат цветочный,
кружащий голову, распутно от бессилия:
желанием, его приблизив, – слиться очно,
вкусив разнузданную пряность изобилия…
От увиденного потрясающего антуража юноша растаял, млея. Соблазнительность фигурки Тани, ставшая «повесткой дня», влечение, накопленное за неделю, тормоша, настойчивостью требовало слово предоставить. Образ (страстностью обуреваемого юноши), угодный мне по духу чувств, терзал жестоким искушением, подбадривая низменных позывов громадье. А мнительность, обязанная их усердно подавить, посмеиваясь, отошла в сторонку.
Не жди у времени оправданий
мечтой утешившись, беспечно –
неудержимостью желаний
остаться в юности навечно…
Трогательность романтической влюбленности: когда прикосновение любое – сердца замиранием врезается навечно в душу откровением и с угрожающей реакцией порока, в нижней части тела; с нехваткой слов, от угловатого смущения, с желанием неописуемым сомнения тревог, запутавшихся в бесконечности неразрешимых тем, и, наконец, – слепой и скоротечный, долгожданный первый секс…
Мы танцевали. Зал застыл от провокации наглядной, в помыслах восторга нагловатость затаив, нетерпеливо выжидая…
Никаких объятий – подавляющая, завороженная отстраненность, робостная скованность движений и потупленность застенчивого взора. Всполохи, короткие, без концентрации острастки взгляда, на округлых прелестях фасона соблазнительной партнерши…
Разительная перемена в поведении, разыгранная мною, не могла не зацепить недоумением активность расторможенности завлекательной Татьяны; а окаменелость нерешительности вызывала у нее обратные позывы. Разрывая «пионерскую» дистанцию, она буквально повисала на «невинности» открытостью кокетливых посулов, оповещая о своих желаниях. Устроенною пыткой я делился с окружением, посылы хищные перебирая окопавшихся на танцевальных рубежах, слюной завистливой захлебывавшихся престарелых ловеласов, следящих неотрывно за движением резвящейся ажурной стройности на шпильках. Таня, думая, что внешний вид ее сковал объятий шоком, погрустнев, спросила: «Ты стесняешься меня?».
Накрыть Татьяну водопадом комплиментов, затмив подобострастных взглядов суетливость, – равносильно было выходу из принятого на сегодня имиджа, но и пассивным истуканом отстраниться от соблазнительностью дышащего
