а жена кричит на какую-то девку – у них обязательно будут слуги.
– Эх, вражьи мечты! – выругался он, и расправил плечи. – Только бы не уснуть – замёрзну тут. Вон, и на бороде уж ледяные иголки.
Уголёк стоял спокойно, выдыхая из ноздрей пар. Пётр снова вспоминал вчерашний вечер, странного, похожего на ворона трактирщика, и не менее странного постояльца в дорогом иноземном кафтане. Владелец заведения всё время поминал какого-то хозяина, щуря чёрные глазки. И перед господином этим раскланивался. Может, о нём он и говорил? Пойди догадайся… Ульяне он твёрдо сказал, что на предложение о службе непременно согласится, но только представлял, что снова перейдёт порог этого странного трактира, дрожь пробегала по спине. Тепло, спокойно, чисто, но почему же там так неуютно, и хочется бежать, не оглядываясь?
Он чихнул, утерев нос рукавом, и огляделся.
– Мать честная! – вырвалось вместе в паром.
В мертвенной этой тишине послышалось, будто глубоко под землёй кто-то молниеносно пробивает путь. Пётр привстал. Земля качнулась, Уголёк заржал и попятился, упёршись задом в сани. Огромная сухая сосна накренилась и упала с треском, перекрыв тропинку, словно шлагбаум на ямщицком тракте.
Кто-то или что-то стремительно двигалось там, в глубине, даже снег вздыбился и пошёл полосой, как будто по нему прошёлся невидимый пахарь, оставив борозду.
Пётр хотел было перекреститься, но застыл в ужасе. Из глубин раздалось, чётко и глухо:
– Кродо!
Глава пятая
Золотой землишник
– Есюшка, ну почто тебя ждать приходится! Да что ж ты у нас копуша такая-разэтакая! Догоняй, без тебя пойдём! Чай, не барыня, ждать тебя ещё! – старшая сестра Фёкла, как всегда, сердилась. Средняя Дуняша ей поддакивала.
«Вот Фёкла как расфыркалась!» – подумала Есия, но ничего не сказала. Она никогда не перечила старшим, и все замечания, ехидные смешки сносила с ангельским терпением.
С того времени, как отец решил заняться извозом, и прошёл то всего день, а жизнь девочки круто изменилась, будто разделилась на две части. Её и саму стало не узнать: Есия замкнулась, ни с кем не разговаривала. Такой же стала и их мать Ульяна, и та больше серчала, ругалась на дочерей, а затем долго молилась у икон, бормотала и плакала. Вот и этим утром, когда глава семьи умчался на санях в город, Есии не хотелось идти с сёстрами на обучение. Нет, она любила занятия, и более того, просто обожала Антона Силуановича. Он был из дворян, жил в запущенном особняке в центре Серебряных Ключей, и слыл умным, внимательным, глубоким человеком. Только вот – весьма бедным. Он сам вызвался учить крестьянских детей счёту и грамоте. Больше было и некому: барин был едва ли не единственным по-настоящему образованным на всю округу. Возить же детей в город к дьяку Евтихию в теснотах крестьянской жизни ни у кого не было ни времени, ни возможности.
Антона Силуановича в народе, конечно,
