сделанную куклу с круглым фарфоровым личиком:
– Доброе утро, папенька! Как спалось?
– Хорошо, радость моя! – он просиял, и, словно пташку, поднял её и поцеловал. – А ты?
– Всё хорошо, папенька! А мы, – девочка указала на куклу. – Очень ждём, когда ты к нам придёшь и запустишь паровоз по железной дороге. Чух-чух, чух-чух!
Еремей Силуанович мечтал о сыне, ему и заказал из самой столицы игрушечную железную дорогую. Но родилась дочь. Что же, и девочке паровоз, так похожий на настоящий, только маленький, пришёлся по душе.
Глядя на дочь, грубые, звериные черты лица Еремея Силуановича распрямились:
– Не сейчас, доченька, я после дел непременно зайду, и мы поиграем. А потом ты пойдёшь спатеньки!
– Хорошо, папочка! А пока я причешу мою куколку!
– Иди, иди!
И, опустив дочь, он направился к кабинету. Лицо Еремея Силуановича вернуло привычную звериную оскомину. Хмуря кустистые брови, он выслушал доклад приказчика. Тот читал его таким дрожащим голосом, словно боялся, что стоящий у окна хозяин со скрещенными на груди руками вот-вот развернётся и сшибёт его крепким ударом в ухо. Такое уже бывало не раз, хотя слуга всего лишь докладывал об убытках и должниках.
– Привели… этого?
– Да, ваше сиятельство. Ловить пришлось, силком тащить.
– Это ничего, правильно. А ну пошли!
Еремей Силуанович шёл, агрессивно стуча грубыми сапогами по полу с украшенной дорогим орнаментом паркетной плиткой. Он любил, чтобы в комнатах было много света, поэтому даже днём постоянно горели свечи. Их огонь бешено колебался от его движения. Приказчик семенил следом, прижав папку к груди одной рукой, и неловко крестясь другой. Они спустились на нижний этаж, дошли по коридору до угла. В полумраке скрипнула дверь:
– А теперь затвори-ка за собой, да поплотнее! – приказал барин.
Приказчик спустился в подвал, с большим трудом и лязгом закрыл массивную железную дверь, и слеповато осмотрелся по сторонам – после комнат со стенами, ярко расписанными золотом на белом фоне, он никак не мог привыкнуть к мраку. Наконец различил силуэты предметов пыточной камеры: посередине была раскалённая жаровня, огонь в которой раздувал угрюмый широкоплечий здоровяк с косматой бородой. Весь угол занимала дыба-ложа – большой стол с плашками-фиксаторами для рук и ног. К ней пристёгнутым лежал, извиваясь, какой-то несчастный в одном исподнем белье. Приказчик, конечно, не раз бывал здесь, и входил в число посвящённых в тайную жизнь хозяина дома, но снова приходил в ужас.
На столике были аккуратно разложены всевозможные щипцы и зажимы, предметы для прижигания раскалённым железом. На полу стояли огромные железные башмаки для сдавливания ног, рядом – коленодробилка и пресс для черепа. По стенам висели кольца с гвоздями на внутренней
