оплачивает? – бесстрастным тоном спросил де Конн.
– Вы, ваша честь.
– Жену вашу когда я обещал из Ярославля в Петербург выписать?
– Опосля Рождества…
– Сколько часов вы работали приказчиком в мануфактурной лавке?
– Поболее пятнадцати, ваша честь.
– А у меня?
– Десять…
– Отпускные, выходные и наградные у вас там были?
– Никак нет…
– А сейчас?
Вдруг Харитон хлюпнул носом. Целенаправленные вопросы хозяина раскрывали ему истинную картину его величайшей ошибки и безвозвратной потери. Де Конн отдал шпагу Шарапе, с пониманием покачал головой.
– На сегодня я с вами закончил, – произнес он без всякого оттенка злобы или сочувствия. – Идите, подумайте, составьте мне список всех тех сподручных проныр, кои помогали вам в сем маленьком мошенничестве, а там я подумаю, что делать дальше… и не хитрите, иначе я возьмусь за вынимание гвоздей.
– Гвоздей? – просипел Харитон. Он уже пятился спиной к двери, ухватив края отваливающегося лацбанта.
– Да, сударь, – маркиз брезгливо отвернулся. – Тех, кои будут вбиты в стол через ваш язык.
За дверями приемной раздался неравномерный топот тяжелых каблуков. В немыслимом галопе приказчик несся по лестнице, перескакивая через ступеньки, спотыкаясь и падая, судорожно хватаясь за перила, извиняясь перед встречными, плача и выкрикивая: «Не извольте сумлеваться!» Услышав грохот, ознаменовавший захлопнувшуюся дверь в парадной, де Конн с легкостью актера сменил гневное выражение лица на умиротворенное.
– Климентий Ярославич, – обернулся он к дворецкому, – готов ли ужин?
– Да, ваша честь.
– Пригласите к столу Мариам, я буду через пять минут… Охос, еще что-нибудь… срочное?
– Завтра, к семи утра, вас ждет господин Краюшкин для осмотра дома, в коем проживал покойный граф Димитров.
– Кто этот Краюшкин?
– Клерк графа, его стряпчий и душеприказчик, – Охос привстал на носочках, скрипнув новыми туфлями. – Как мне сообщили в городском ведомстве, умерший оставил ему наказ: двери в дом заколотить, даже если тот перейдет в казенное имущество.
– Это как же это понимать?
Охос сжал губы в трубочку и сконфуженно хлопнул глазами.
– Ам… Дом собираются сносить, ваше сиятельство… но в него никого не впускают… кроме тех, кто был указан графом в завещании…
Неужели граф Димитров указал имя Авада де Конна перед смертью?! Маркиз ничего не сказал, но едва заметно кивнул. На сегодняшний день его интерес к дому, в котором жил убийца семьи, вызывался лишь единственной причиной. Нет, не желанием сделать подарок невесте, выкупив дом ее отца из государственной казны. Он хотел только одного – покопаться в прошлом графа и по возможности выудить имена его подручных. Потому-то дело было
