style="font-size:15px;"> Он смотрит на нее через зеркало и улыбается.
– Я тебя люблю, – произносит он, ожидая ее ответа.
Спустя секунды три, сестра тоже улыбается.
– И я тебя.
– Ты… не голодна? – спрашивает Давид. В его глазах безумно-похотливый блеск.
Олимпиада недолго раздумывает.
– Возможно, – тихо произносит она и смотрит в его глаза, отраженные в зеркале.
Затем делает паршу шагов вперед, цокая своими шпильками. Медленно тянется к замочку платья, и вскоре она плавно спускается к ее ногам. Очень элегантно она переступает через него.
Давид оценивает ее нижнее белье и чулки. Ощущает, как кровь наполняет его чресла.
– Ты безупречна, – произносит он и поворачивается.
– Я не люблю, когда они кричат, – говорит Олимпиада.
– Они не проснутся, – обещает Давид и, тяжело дыша, ожидает, когда сестра избавится от бюстгальтера, такого же красного, как и платье. Когда и он падает на пол, достоинство Давида уже в максимальной боевой готовности.
Она улыбается ему.
Он улыбается ей.
Она раскрывает рот.
Он делает то же самое.
И затем его челюсть начинает деформироваться, вытягивается вперед. Теперь его рот напоминает волчью пасть, хотя и не такую длинную. Зубы заостряются и удлиняются, оборачиваясь клыками. А рот сестры словно разрывается по уголкам губ, и раскрывается так сильно, что теперь туда можно было бы засунуть целого пса.
Они мигом оказываются у постели, преодолев расстояние в шесть метров за долю секунды.
С пасти Давида капает слюна. Он машет рукой, позволяя выбрать первой, и Олимпиада хватает блондинку. Схватив ее за волосы, она поднимает ее вверх, словно девушка ничего не весит, и вгрызается ей в шею, перегрызая позвоночник. Голова остается висеть, а тело падает на кровать, заливая всю постель кровью. Затем сестра встает на колени и устремляется лицом к груди блондинки, туда, где все еще трепыхается сердце.
Тяжело дыша, Давид трахает спящую рыжую, изучая округлости своей сестры. Он представляет, как натягивает именно ее, а не эту бессознательную шлюху. Он смотрит, как сестра поедает внутренности блонды и кончает, даже не замечая, что его удлинившиеся ногти впились в девушку под самую кожу, выпуская наружу кровь.
Пора обедать, – думает он и разворачивает спящую шлюху, которая уже не проснется. Никогда. И, любуясь сестрой еще несколько секунд, устремляется к рыжей своей пастью. И через мгновение хрустит ее грудиной, будто чипсами.
Глава 3
На поминальном обеде Никите не по себе.
С одной стороны, он понимает, что должен находиться в трауре… да что значит, должен?! Он итак в трауре! Он горюет и скорбит!
Но лишь до тех пор, пока вновь не переведет взгляд на Арину. Она сидит как раз в зоне видимости, и он с трудом может оторвать от нее взгляд. Они с братом пригласили ее на обед во время того разговора на кладбище,
