железо другое. Горючее. – С большей долей уверенности заявил Васька.
– Зачем такое железо на танках, если оно горит? – не сдавался и я.
– Оно легче, – нашел ответ Васька, и я в это поверил.
– У папки портсигар из такого железа, – припомнил я. – Он совсем легкий.
– Неси, проверим, – распорядился Васька.
Стрелять в портсигар мы не стали, пуль у Васьки не было, решили проверить на костре. Портсигар долго не горел, он только менял свой цвет. Мы уж подумали, что и тут ждет нас неудача, но вдруг он почернел, и от него отвалился угол и упал каплей в огонь.
– А ты говорил! – обрадовался Васька. – Я же тебе говорил!
Нести домой половину, оставшуюся от портсигара, было бессмысленно и опасно. Ее бросили тоже в огонь.
Отцу этот трофейный портсигар никогда не был нужен, а тут вдруг он его хватился. Пошарил за наличником двери – не нашел.
– Где он? Я его сюда ложил… – бубнил отец, заглядывая в сундучки и ящички. Я прижух, прикинувшись непонимающим. – Ты его не брал?
– Кого? – спросил я, мало надеясь на нужный мне ответ.
– Корову! Портсигар мой! – уставился на меня светлыми глазами отец.
– Зачем он мне? – как можно безразличней ответил я и пожал плечами.
– За тем, что все берешь без спросу! – отец уже сердито посмотрел на меня.
– Может, Федьку спросить? – намекнул я на старшего брата.
– Он что, курит?
– Н-не знаю…
– Тогда зачем говоришь?
– Просто так. Может, кнопки туда. Перья тоже.
– Кто стрелял в огороде? – не к месту спросил отец.
– Не знаю. Я не стрелял, – решил я не признаваться, а сам подумал: «Не раскололся бы только Васька, тогда будет мне». Пронесло на этот раз!
Весна пришла, как из-за угла выглянула. Сразу все зажурчало, забурлило. Ручьи потекли, промывая себе путь на дорогах, из дворов – в огороды и поля. Закрутил, завертел весенний воздух, в котором слышалось все: и прелость прошлогодней травы, и сладковатый запах навоза, и терпкий, бьющий в ноздри, аромат подтаявшего снега. На крышах, с которых уже сполз снег, топтались, надув зоб, голуби. Пес Байкал, помесь как минимум пяти пород, призадумавшись, лежал на прогретой крыше будки. Его ничто не интересовало. Даже ворона, косо поглядывающая с недоверием на своего противника, не раздражала его. Не успевший оттаять кусок хлеба она уволокла из-под самого его носа.
Учиться не хотелось. Каждая минута времени за уроками казалась бездарно потерянной. А учиться еще долгий месяц! Но вот и он заканчивается. Впереди долгие летние каникулы! Я бегу домой со смешанными чувствами: мне радостно, что наконец-то я свободен, и горестно от того, что придется показывать дневник отцу и выслушивать его упреки. Говорить, что дневники Суповна не заполнила, что потом заполнит, уже не хотелось. Не хотелось враньем портить праздник.
– Ну, чем порадуешь на этот
