бы шли, товарищ майор. Что Вам здесь тосковать? Да и непорядочно как-то по отношению к семейству. Они ждут, готовились. Вчера ещё надо было. – Он вздохнул, о чём-то своём задумавшись. – Эх, Вы, товарищ майор.
– Петя, а что я мог? Я ведь в тонкостях не разбираюсь этой вашей взрывной техники.
– Та я не про то! – Петро даже рассердился. – Не думал даже. Я про председателя и дочку его. Вы же офицер, командир, слово, небось, давали. Так идите, держите слово-то. Может, на свадьбу пригласите?
– Пётр, да я для тебя, дорогой ты мой… Я всё сделаю. И офицером у меня будешь. И на свадьбе самоё почётное место.
– Извиняйте! Самое почётное для Божка! – Гончаренко рассмеялся, наконец. И сразу обоим стало как будто полегче, отлегло от сердца.
Замполит поднялся, протянул руку, которую сержант от души крепко пожал. После чего Петро чуть ли не силой вытолкал его за порог.
– Опаньки, Вас уже, товарищ командир, вроде как пасут? Эй, красавица, принцесса, королевна, получите и распишитесь, – и опять рассмеялся, правда, чуть громче, чем обычно, но на это никто не обратил внимания.
Когда парочка скрылась в начинавшихся, хоть ещё и светлых, но уже сумерках, кто-то окликнул. Вздрогнул сержант, у него от неожиданности даже подкосились ноги. Оксанка моя! Откуда? Но точно она. Голос родной. Не понимая, что происходит, позвал её:
– Оксана! Оксаночка, сэрдэнько мое! Где же ты? Иди ко мне, солнышко ненаглядное.
Долго продолжал лепетать обескураженный парубок в том же любовно-лирическом помрачении, но никто не вышел. Тогда он кинулся на поиски, осмотрел окрест всё. Никого. Схватился за виски. Голова шла кругом, сердце гудело так громко, что казалось, вот-вот пробуравит грудную клетку, высвободится и взорвётся снаружи алым пламенем, как та проклятая боковуха.
Петя не чувствовал ни комариных укусов, ни прохлады, спустившейся к ночи с небес, не слышал песен на селе, вспыхивавших зарницами то на одном его конце, то на другом, ни храпа старика-оленевода, которого привезли с собой, так и не успев разыскать нарты с обезумевшими оленями. Один только хорей подобрали, без которого олешек никак не удержать. Вожжи в ненецкой упряжке не практикуются. Лишь эта универсальная четырёхметровая палка, которой и погоняют, и управляют, и волков отпугивают. Старик-погонщик счастливо дрыхнул в стельку пьяным на школьном дворе в стогу сена. За оленей вообще не переживал. Знал, что сами придут когда-нибудь. Тем более что в конце зимы их оленеводческий колхоз планово произвёл отстрел всех волчьих выводков, наняв из Архангельского авиаотряда специальный вертолёт.
Из тундры в посёлок настойчиво пробивалась полуночная тишь, отпотчёванная сочившейся из-под болотистых кочек прохладой вечной мерзлоты. Изредка где-то за дальним шарком тявкнет спросонья песец, приглушённо кудахтнет куропатка. Это нисколько не тревожило тишину. Только голос любимой Оксаны продолжал звучать из ниоткуда.
