и к ночным мероприятиям теперь добавились танцы. Под Верку Сердючку в исполнении Казика Борька кружился под руку с Катькой, лысо-бородатый с лохматым, остальные мужики кто с кем. Сестра с племянником участия в банкетах не принимали. Олеся видела их всего пару раз уезжающими или возвращающимися с велосипедной прогулки вдоль виноградника.
Катя уехала. А через неделю к Борьке снова приехала жена. В этот раз Светлана – мать Борькиного сына. И была она с мамой. Предприимчивая парочка прикатила с собой арендованный грузовик, загрузила его вытащенными из Борькиного эллинга белыми кожаными диванами и креслами, мраморной расцветки с золотыми инкрустациями столами, стульями и шкафами. И укатила!
– Чтоб не поджег в «белой горячке», – объяснил Казик Олесе. – В июне, когда снова приедут, назад все привезут. Представляешь?! И та, и другая – его официальные жены. Борька – официальный многоженец. У него два паспорта. В одном стоит штамп об одном браке, в другом – о другом. И так он крутиться ухитряется, что Катя со Светланой друг о друге ничего не знают.
– Зачем ему это? – удивилась Олеся. – Обычно, если мужик блудливый, у него жена да пара любовниц. И все на своих местах…
– Он не блудливый, – сказал Казик. – Просто у него две жены. И обеих он любит. И обеим дал свою фамилию.
– А какая у него фамилия?
– Барышников. И Катя и Светлана обе Барышниковы. Ведь когда у жены фамилия мужа – это что?
– Что? – спросила Олеся.
– Это значит, что она ему принадлежит. Падеж какой?
– Какой?
– Родительный. Катя чья? Барышникова. А Светлана чья? – загоготал Казик: – Тоже Барышникова.
Олеся задумалась, а она чья. Женщина все еще носила фамилию Штейн. А до Штейн у нее была фамилия несуществующего отца – Зима. Об отце Олеся совсем ничего не знала. Мама не рассказывала. Обмолвилась однажды, что очень, мол, был плохой человек.
Дни шли. Распорядок жизни у Олеси и Амура стал примерно такой. На рассвете Амурчик подходил к кровати, неся в зубах смешные Олесины носки-тапочки, клал их и несколько раз громко лаял. Это означало, что пора вставать. После стакана вкусной воды из-под крана и яблока Олеся брала щенка на руки, сносила его вниз по лестнице – малыш пока наотрез отказывался ходить по узким ступенькам – и они отправлялись к Валентинычу. Отвязывали Крокуса и долго гуляли, обходя виноградники, село, забредая туда, где в лугах без всякого присмотра паслись деревенские овцы, коровы и кони. Если Амур уставал, его брал на руки Валентиныч. Возвращались они, когда солнце начинало припекать, а мужская братия аккурат отходила на покой, заставший кого в каком месте. Пару часов мужики спали. У Олеси же было время на то, чтобы плотно позавтракать на веранде, немного позагорать и в тишине почитать. Далее показывали продолжение стройки. И, если честно, смотреть это кино ей еще не надоело. Олеся крутилась в своем эллинге, занимаясь разными делами, и через окна украдкой наблюдала за происходящим.
– Интересно,
