кто-то всерьез будет обижать только из-за ухода? Да, это, конечно, малоприятно и очень обидно, но это жизнь тренера.
– Мариной ты, стало быть, не интересуешься?– удивился Рудин.
– Ушакова вряд ли сама захочет. Я не против, но сам понимаешь, она еще более сложный экземпляр, чем Милка. Ее истерика посреди “Сапфира” с требованиями всех убрать, ее оставить, звенит у меня в ушах до сих пор! Представь такой же скандал в центре телетрансляции, – невесело улыбнулась Виктория.
Лерка и Мара – пара потерь прошлого сезона. Вика про них смеялась: красавица и чудовище. Никакого отношения к внешности девчонок определение не имело, более того клички менялись в зависимости от того, о чем шла речь. Если говорили о передаче образа в программе и артистизме, то Лерка шла по категории – чудовище, а Мара была – красавицей. Если же вопрос стоял о работоспособности и характере, то ровно наоборот.
– Да не обижу я твоих детей, не бойся, Домбровская! На моих шоу в истерике еще никто не бился, а если и бился, то это вырезали.– засмеялся Максим,– Всем раздадим по серьгам, что тем сестрам. Ты подумай про тему.
– Я подумаю, но я тебе сказала, что пока по этому поводу все непонятно. А теперь мне надо с тобой обсудить кое-какие вопросы по шоу. Подскажи мне, опытный человек, куда пойти вот с этими вопросами?– Вика открыла список на смартфоне и начала зачитывать Максу.
Рудин с интересом выслушал, улыбнулся и сказал:
– Она хочет жевать мой хлеб и жаждет, чтобы я ей показал, с какого бока надрезать буханку? Ладно уж, тренер, продвинувший фигурное катание на новую ступень, давай смотреть. Я же знаю, что ты все равно не остановишься, хоть не все шишки соберешь.
****
Вечерний лед шел нервозно. Ритм больше всего походил на кардиограмму инфарктника. Девочки падали в дорожках, парни валили прыжки. Что-то было явно не так. Надо льдом, сгущая воздух, повисло напряжение.
– Что происходит?– Вика шнуровала коньки, слушая одновременно Мишу и Илью. Это болезненное состояние тренировочного процесса – всегда неспроста.
– Сегодня двое из старшей группы не пришли, а одну увезли родители домой прямо с хореографии. Температура.
Руки замерли и через секунду продолжили шнуровать коньки:
– Все люди болеют. Это осень, сказала Вика напряженно.
Григорьев молча кивнул. Ландау немного помолчал и ответил:
– Неудачный год они выбрали, чтобы простыть.
Паника карантинных мер для спортшкол в этом сезоне побила все мыслимые и немыслимые пределы.
Можно сколь угодно красиво рассуждать о силе духа, преодолении трудностей и сдерживании распространения вирусов, но фигуристы не умеют кататься на коньках по паркету, линолеуму или ковролину. Им нужен лед. И любой карантин для них – это конец нормальной подготовки.
С того дня как “Сапфировому” снова разрешили принимать спортсменов,
