стол дубовый, книгу амбарную с прейскурантом цен на медицинские услуги и одного аглицого шпиона.
Москвитин хотел кричать от радости и злости одновременно. Александра было бесполезно подкупать или запугивать. Он был идеальным примером муштры и идиотизма.
– А сейчас ваше любимое! Ваше вожделенное состязание мастеров слова! Мсье Штык супротив Александра не Сергеевича! Возвопим!
– Разрешите, господин генерал! Творческий долг зовет. – и получив одобрительный отмах рукой, вытянувшись перед генералом Александр скрылся в гуще толпы. Вот кто поможет ему вернуть тайны профессора туда, где они и должны быть. Вот его помощник, ни глупая дочурка Галицкого, ни император, ни Бэнкси, ни рота отборных солдат не сослужат ему той службы, что может сослужить лихой кадет Галицкий.
Все еще оглушенный шумом генерал стоял, покачиваясь и слушал импровизации молодых дарований. Штык приводил примеры древних философов и не увенчался успехом. Александр сказывал как предавался утехам со всеми знатными особами и слышал в ответ аплодисменты и восторженные вздохи дам.
Перед глазами Москвитина сгущался дым. Он захотел сесть, а потом и лечь.
Светало. Генерал наконец смог поднять веки. Он лежал в мокрой траве, а мимо уже цокали лошади. Справа лежал поэт нигилист, слева писатель футурист.
– Ничего не понимаю. – Москвитин припал губами к кувшину с цветами и выпил у растений всю воду. – Я ни грамма в рот не брал!
– Вас обкурили, – теперь Бэнкси торжествовал над провалом Москвитина. – На моей родине целая опиумная лихорадка. Курят все. Мужчины и женщины, богатые и бедные. Даже в парламенте находятся любители.
– Обкурили?
– Да. Там все привычные, а вы первый раз были. Вот на вас и подействовало слишком сильно.
– Я это так не оставлю! Я этих щеглов достану! Я их так обкурю! Так обкурю, что они как испражняться забудут! – и генерал, решительно шатаясь, пошёл на поиски другого кувшина или прочего источника воды.
Генерал был стар. В усах и бакенбардах хозяйничала седина. Колени приходилось натирать барсучьим секретом, а уж по меркам продолжительности жизни среднего генерала, он был чемпионом. Он не погиб на русско-японской, всегда выигрывал в «русской рулетке» и «кукушке», ни разу не посещал докторов и не ел кислых щей, из-за катара желудка. Ему было слегка за пятьдесят.
А Елизавете Васильевне и Александру Васильевичу было слегка за семнадцать. В их новом доме было то, что Елизавета называл апосля бала.
Пластинка на патефоне крутилась. Девицы плясали в одних чулках, скинув туфли, шампанское, вина и водка давно кончились, и юные повесы нашли в запасах покойного профессора Галицкого спирт. Девушки разбавляли вишневым морсом, юноши стойко занюхивали кулаком или воротником.
– А давайте играть! – предложила Настасья, осушив свой бокал спирта. – Я сейчас спрячусь, а вы будете меня искать! Кто меня найдет, получит поцелуй!
Молодежь загудела. Все отвернулись к стене, а Анастасия принялась искать места для схрона. Первым
