Як истребитель, мотор мой звенитНебо моя обитель
А тот, который во мне сидит
Считает, что он истребитель
При первых же словах песни пилот замер и слушал не дыша.
Да и вся палата слушала, затая дыхание. На середине песни майор заплакал, по его лицу текли крупные слезы, но он не обращал на это никакого внимания и был весь там в бою. Но вот отзвучал последний аккорд. И тут пилот пришел к жизни.
– Парень, скажи прямо, ведь это ты сочинил? Не слышал я такой песни никогда. Вот как ты так смог, ведь это прямо про моего друга, как будто он здесь был!
Вовка смущенно сказал:
– Да нет, точно не я, где мне такие песни сочинять.
– Лады, – решительно сказал майор, – мне другую гитару найдут, а за эту песню вот тебе подарок, гитара твоя!
– Вот только слова песни запиши мне, пожалуйста, – добавил он.
– Слушай Володя, может, что еще споешь, неплохо получается у тебя, – попросил Николай Петрович, – я хоть в разведке был, но все равно за душу взяло.
– Ага, сейчас я вам весь репертуар Владимира Семеновича выложу, – подумал Вовка, – вот уж дудки, и так палюсь по полной программе.
– Да я про войну больше не знаю новых песен. И вообще у нас вечером больше уркаганские песни пели. Вот тех кучу знаю, – признался он.
Летчик поморщился:
– После этой песни, об урках петь преступление.
– Ну отчего же, – вступился за Вовку Николай Петрович, – есть у них жизненные песни. Сам, небось, знаешь, от сумы и от тюрьмы не зарекайся.
– Это, да, – задумчиво произнес инвалид, почесывая плохо заживший шрам на бедре, – тут дело такое.
Вовка тронул гитарные струны и тихо начал.
Как посадишь рассаду, так и манит она
Так и годы уходят в туман
И любви мое сердце не знает,
Сколько пролито слез – океан
Все мои расчудесные годы
отобрала старуха тюрьма,
у меня нет любви средь природы
счастья нет у меня впереди
Когда он закончил длинную тоскливую песню, все сидели задумавшись.
– Ну ладно, сейчас напоследок спою вам песню Клавдии Ивановны Шульженко, – сообщил Вовка и вновь запел уже осипшим голосом:
Майскими короткими ночами.
Отгремев, закончились бои
Когда он закончил, то почти не мог говорить.
– Ты, внучок, водицы испей, – неожиданно ласково предложил дед, – или лучше иди-ка сюда, мне вечор из дому кваску самодельного принесли, тебе в самый раз выпить будет. Голос то вишь у тебя сейчас ломается, много петь нельзя, а то осипнешь на всю жизнь. А вы молодежь, – обратился он к остальным, – не насилуйте парня, совсем из-за вас голос сорвет.
Следующим днем Вовка покидал больницу. Доктора, как ни старались, ничего у него не нашли, анализы и рентген были в норме. Мишка уже с утра ожидал его на скамейке.
– Вовка, ты где гитару
