одновременно.
– Ты так похож на отца, – вырвавшиеся слова были тихими, но прозвучали громко и резко в залитой солнцем комнате. Ночные грехи всегда звучали мерзко при свете дня.
Он выдохнул облако дыма, насмешливо сверкнув глазами.
– Господи. – Он покачал головой. – Это то, что привело тебя сюда прошлой ночью?
Пульсирующие огни. Грязная плитка в ванной. Затяжка. Капля пота на моей спине. Белая таблетка, предложенная из чьего-то пакетика. Пустота.
– Я не знаю, – прошептала я.
– Ну, что бы там ни было, надеюсь, ты что-то извлекла из этого, Джианна. Потому мы с тобой оба попадем в ад. – Он затушил сигарету о подоконник и вышел из комнаты.
Я закрыла глаза и попыталась закончить пазл, сложить по кусочкам остальную часть ночи. Но столкнулась с темнотой. Она нашептывала мне уснуть и больше никогда, никогда не просыпаться.
Когда я тем утром вернулась домой, на кровати меня ждала коробка конфет, перевязанная извиняющейся красной лентой. На той же кровати, на которой мой муж «по-собачьи» оттрахал мою лучшую подругу.
Я забралась под одеяло и съела все конфеты до единой.
Дни шли, и смесь цветов, чувств и секретов сжирала меня заживо. Все было вверх ногами, словно я смотрела на мир с вращающейся карусели, свесив голову с металлической платформы.
Это были дурные дни. Холодные. Одинокие. Обкуренные.
Антонио явился лишь однажды. Залез в кровать поздно вечером и тут же вырубился. Я смотрела в потолок, пока сквозь занавески не проникло солнце, кровать не скрипнула и его присутствие не испарилось так же, как появилось.
Вскоре после этого я уснула.
Вспыхнул яркий свет, и с порывом воздуха с меня сорвали одеяло. Я издала протестующий звук, но подавилась им, когда мне на лицо полилась ледяная вода.
– Levàntate!
Отплевываясь от воды, которая не прекращала литься, я резко села. Вытерев глаза и открыв их, обнаружила стоящую у кровати Магдалену с большой миской в руках.
Вздрогнув, я откашлялась.
– С ума сошла? – возмутилась я.
Она отставила миску и разгладила униформу.
– Sí. Pero no tan loca como tú.
За глазными яблоками разгоралась боль. Я была насквозь мокрая и раздраженная, поэтому мои слова прозвучали грубее, чем я хотела.
– Ты же знаешь, что я не говорю по-испански, Магдалена.
– Porque eres demasiado tonta. – «Потому что ты слишком тупая».
Эту фразу я знала только потому, что она считала это прекрасным ответом на все случаи жизни.
Я со стоном упала обратно на мокрые простыни.
– Понятия не имею, кто вообще решил тебя нанять. Ты хамка, да и горничная из тебя, честно говоря, так себе.
Шестидесятидвухлетняя женщина задрала нос.
– Я не горничная, я экономка.
Как по мне, так это одно и то же, но у меня не было сил с ней спорить.
– Тогда иди что-нибудь поэкономь и оставь меня
