слухи ходили разные.
В медунивере её самым ненавистным предметом была фарма – зачем будущему пластическому хирургу учить непроизносимые названия химических составляющих фармпрепаратов, латинские названия растений, из которых эти препараты производились до Рождества Христова, и как замыкаются цепочки их бензодиазепиновых колец?! Зря потраченное время.
И препод у них была – не то что с придурью, но странная немного женщина. Лет сорока пяти, в теле, любящая себя эффектно подать: красная помада и смоки-айс к первой паре в восемь утра – это норма. Халат медицинский она обязательно подрезала и ушивала по фигуре, а на карманы и воротничок лепила нашивки экзотических птиц и стразы в огромном количестве. Всегда на каблуках, колготки в сеточку – даже зимой, и волосы до попы распущены и завиты – по-другому её и не видели ни разу.
Когда отвечали парни – Эмилия Борисовна всегда громко хохотала, девчонок чаще недолюбливала. Настроение её менялось с какой-то фантастической скоростью. Минуту назад: «Не выучили – ничего страшного, сейчас разберём», – и тут же: «Вы дебилы! Вам только в моргах работать!»
Спуску не давала никому – если в зачётке стоит «пять» по фарме, то знаешь ты её на «десять», не иначе.
В универе обстановка была довольно демократичная (до поры до времени) и неугодных профессоров можно было, сговорившись и аргументированно, увольнять. Эмилию Борисовну ненавидели почти все за вот эту её непредсказуемость, но написать жалобу даже по делу – рука не поднималась. Пребывая в благостном расположении духа, любила она фармакологию страшно – как своё дитя, истину в последней инстанции и величайший дар богов нам, людям.
Рассказывала любую тему так, что студенты меняли специальности и уходили из будущих врачей в фармацевты. Необычная женщина была, интересная.
Точно уже и не вспомнить, но, кажется, курса с четвёртого пары стоят циклами – то есть месяц у тебя только один предмет идёт, потом зачёт, и следующий предмет начинается.
Тогда реанимация была, в Институте кардиологии проходили. Препод тот тоже жёсткий был, но без заскоков – и на операции студентов таскал, и в дежурства сразу всех пристроил, и про теорию не забывал. Хороший мужик, в общем.
Марина перед этим всю ночь зубрила, с утра занятия отсидела, потом в отделении была, а вечером, когда домой собиралась, одногруппник попросил на дежурстве ночном подменить. Что-то там стряслось у него. Она согласилась, но сил уже особо не было. А ночь такая напряжённая выдалась – бегали, устали страшно. И уже рассвет брезжил, Марина на посту стояла. Вроде только моргнула – и искры из глаз, и лицо почему-то в пол уткнулось. Оказалось, организм сам всё решил и уснул стоя, а она с высоты своего роста в пол впечаталась.
Лицо, разумеется, разбито было, под глазом фингал огроменный расцвёл. Препод утром на неё посмотрел и говорит: «Это что такое?!» Марина ему как было рассказала, думала, посочувствует. А он: «Нефиг на посту спать! Сегодня домой не пойдёшь – ставлю тебе второе дежурство!»
Так обидно
