пострадать за убийство Серёжи. Ещё бабушка говорила ей: «Любить кого-то больше Бога – великий грех. Сразу же зазнобу на небо заберут!» И вот – забрали, её же собственными руками! Она ненавидела себя, но старалась простить. Кто знал, что её мужчины тогда встретятся? Милый, мой хороший, мой родной – он всегда пытался решить любой конфликт мирно.
Сядет она или нет – ей было неважно. Пока шло следствие, Марина не содействовала, но и не мешала. Пусть будет так, как должно быть.
Сначала был один адвокат – неженка, ни о чём, только и причитал: «Бедняжка! Оболгали! Не переживай – спасём!» К счастью, долго не продержался. Вторым адвокатом уже была нормальная тётка, вникла, что почём, и только по делу: «Скошу, сколько смогу, но сильно не надейся».
Марина, конечно, поревела денёк. А на больше и слёз не хватило – всё по Серёженьке выплакала. Паника тоже накрывала – целую жизнь в тюрьме! Но паника и спасала от тоски по любимому, а тоска по любимому – от паники. Сразу два экстремальных состояния в малюсенькой Марининой душе не умещались.
Знакомые ещё долго продолжали писать – многие просто не знали о том, как развивается дело – что она больше не жертва, а преступница, и старались её поддержать «в страшном горе». Сначала Марина искренне терялась на все эти «как дела?», зная, что скоро правда откроется.
«Ок», писала, «нормально», «держусь», «отхожу».
Но это «умалчивание» напрямую стало сказываться на её самочувствии – Марина ощущала одиночество и непонятость, притом что сама ни с кем не делилась.
Замкнутый круг.
И она решила его разорвать.
Говорить о настоящем – нелегко, нас этому не учат. Мы все асы в светской болтовне и легко излагаем свои мысли о политике, культуре, общественном устройстве. Но как делиться слабостью – загадка: я ведь «сильная, успешная, самодостаточная».
В итоге, ещё проходя по делу как потерпевшая, Марина, которая изначально приняла решение ни в коем случае не говорить никому, рассказала почти всем.
«Привет, подруга! Ну как ты?»
«Херово. Я говорила тебе, что это я отравила мужа и ещё, прицепом, Серёжу?»
После такого в верхней строке чата долго бегали три точки – друг печатает, друг печатает, друг печатает…
Пожалуй, это единственное весёлое, что можно вспомнить из того периода. Кто-то отнёс эти переписки (не все, лишь пара человек!) в полицию. Марине было безразлично, а адвокат пытался играть на её невменяемости. Смешные.
Будучи врачом и зная все проверочные тесты наизусть, Марина легко могла бы притвориться дурочкой или психичкой, но ей не хотелось. Убийца Серёжи должен быть наказан.
Но ведь я уже наказана! Наказана-наказана-наказана!
И снова – убийца должен понести наказание!
Но разве может быть наказание сильнее того, что я переживаю сейчас?
Что касается самого срока – тут и правда классика:
Сначала был шок – три-четыре дня.
Потом – «Ну
