он делает отмашку.
– Ладно, продолжайте.
Аня щебечет:
– Нытье рук. Резь в загрудине.
Сразу дифференцирую: предположительно стенокардия.
Девушка переходит ко второму пункту основы жизнедеятельности и начинает:
– Получасовая прогулка после обеда перед тихим часом, нормальным шагом. Во время прогулки никаких неприятных ощущений в области сердца не чувствовал.
– Стоп.
Аня замирает, а Лешин обращается ко мне:
– Звезда Питера, что написали вы в этом пункте у Федосеева?
– Дневная прогулка – тридцать минут. Ощущения – норм.
Улыбается.
– Чувствуете разницу?
– Да, – выдыхает она. – Кратко и четко.
– Вот именно! Вы не сочинение пишете на тему: «Как провел каникулы в больнице Федосеев», а кратко излагаете важные факты, которые позволят мне не выискивать суть в бредятине, которой начитался уже за свою жизнь, а сразу зацепиться и уловить ее.
Девушка стоит расстроенная, как будто схлопотала двойку за невыученный урок, а мне, помимо логики и здравого смысла, хочется прижать ее к себе, утешить.
Где вся моя злость?
Где обида на нее?
Увидел и поплыл?
Не могу себе позволить ничего подобного и только мысленно посылаю ей свои флюиды, чтобы она не расстраивалась.
Неожиданно замечаю, как клоун Шевцов берет Аню за руку и сжимает ее пальчики. Но это еще не все! Девушка не отдергивает, не осторожно освобождает свою руку, а позволяет ему держать себя.
Как это понимать?
Мне охренеть, как это не нравится!
Скриплю зубами, подавляя раздражение.
Знаю: давно не имею на нее никаких прав, но, черт возьми, происходящее невыносимо!
Злюсь на себя за то, какой мягкотелый, на нее за то, что она имеет надо мной сумасшедшую власть, на этого ее утешителя.
Меня бомбит так, что мой триумф перед Левиным сдувается, как сливки, выдавленные из банки. Да и нет у меня желания утирать девчонке нос. Вот влепить в нос ее приятелю – другое дело.
Лешин, получив моральное удовлетворение, что спустил девушку на землю, принимается слушать и троллить заносчивого парня в очках и этого, от которого завожусь с пол-оборота, после чего отпускает всех, кроме меня.
Удивлен таким повышенным вниманием ко мне. Но едва мужчина начинает говорить, понимаю, что его в большей степени интересую не я, а мой бывший профессор, рекомендовавший мне направиться в ординатуру именно сюда. Он был когда-то наставником Лешина.
Алексей Леонидович отпускает меня минут через десять, и я оказываюсь в пустом коридоре, кручу головой в поисках Ани, и, не найдя ее, направляюсь к лифту, испытывая противоречивые чувства.
Эйфория от неожиданной встречи прошла, и осталось горькое разочарование: она даже не подождала меня. Вроде ведь хотела поговорить.
А чего меня ждать?!
Этот Шевцов, наверняка
