rel="nofollow" href="#n_2" type="note">[2]
Он поднял указательный и средний пальцы так, чтобы получилось V. Я лениво сделал то же самое…
– Ага. P‑peace.
…и пошел в другую сторону.
На самом деле я прекрасно знал, что больше никогда не буду заниматься серфингом. После того случая я панически боялся океана. Посттравматическая фобия – вот как это называлось. Моя доска пылилась на стене родительского гаража, над их «Рено-17», и я старался на нее не смотреть, – как будто она приносила несчастье или что-то в этом роде.
«Не пройдет и года, как ты снова станешь повелителем волн!» – пообещал доктор Франкен. Но я не поверил. Как бы там ни было, желание у меня пропало.
Я продолжал шататься по городу. Вернулся в центр и, пройдя мимо очередной лавки с одеждой для пожилых, свернул к площади, где находятся мэрия, почта, нотариальная контора и маленькое облезлое кафе «Летчики-асы». Переулок чуть левее шел под уклон, к забегаловке и магазину этнических товаров.
После несчастного случая я исписал немало страниц. Меня подтолкнула к этому мадам Мушар.
– Ной, у тебя есть талант, – заверила она.
Я опять не совсем понял, что она имела в виду, но мне от этого занятия становилось лучше. Тоже своего рода терапия. В первые недели после больницы (еще с гипсом на левой щиколотке) я почти все перемены проводил в одиночестве, в классе или где-нибудь в уголке, с маленьким красным блокнотом, который два года назад подарил мне Адам. Чаще всего в наушниках. Автореверсный «сони» помогал укрыться от остального мира. Я включал плеер на полную громкость, и Том Петти, Курт Кобейн или Брюс Спрингстин возводили вокруг меня звуковую ограду.
Весной два моих рассказа напечатали в школьном журнале. Я знал, что обязан этим мадам Мушар (она была главным редактором) и что особенно хвастаться здесь нечем, но всё же гордился страшно.
Героем одного из рассказов был подросток, который нашел на чердаке старую доску для серфинга и решил каждый день после уроков ее ремонтировать. История получилась довольно длинная. Я писал ее несколько недель, и это было замечательное время. Кульминация наступала в финальной сцене, в которой он, положив доску на воду, направлял ее в открытое море.
Всё время, пока я писал, мне казалось, будто я чувствую брызги на коже и качку, слышу, как плещут волны. Я думал, мне больше никогда всего этого не ощутить.
Постепенно у меня в голове созрела мысль: раз я уже не могу быть серфингистом, стану писателем.
В конечном счете, это ближе всего к серфингу.
Я продолжал слоняться по улицам Фижероля. В воздухе стоял запах свежего улова и бензина. Чайка у меня над головой пронзительно вскрикнула и повернула к берегу. Город был залит палящим солнцем, настоящим летним солнцем. Я вставил в плеер кассету «Damn the Torpedoes», надел наушники и включил звук на полную громкость:
Baby even the losers get lucky sometimes
Yeah even the losers keep a little bit of pride![3]
Я брел куда глаза глядят, без всякой цели, минут десять, пока не дошел до церкви Святого Николая.
«Крошка, даже проигравшим иногда везет / Да, даже у проигравших есть своя гордость!» (
