И это тоже – в реки.
Кстати, самая распространенная причина смерти в наших краях – онкологические заболевания. И везде, куда ни глянь, в «парке нашем» мусор: бутылки пластиковые и стеклянные, посуда одноразовая, одежда, бытовые и строительные отходы. Машинами вывезенный и вываленный прямо на дороге или стыдливо в двух метрах от нее под куст хлам.
Зверье несчастное, как выживаешь в этом аду?! А они там есть: барсуки, кроншнепы, утки, журавли, цапли, лисы и зайцы…
И бродят в довесок ко всему, попинывая пластик, по местам заповедным охотники с ружьями. Оставляют после себя новый мусор, боль и кровь. И сидят вдоль загаженных берегов рыбаки, и ставят запрещенные сети, и бросают под деревья разное. Утюжат огромными джипами лесные дороги отдыхающие, жгут костры и снова оставляют бутылки. Стеклянные и пластиковые. Пластиковые и стеклянные!
Каждый раз, шагая по «нашему парку», я с ужасом представляю, как где-то далеко день и ночь работает неустанно сказочный мегаконвейер, выпуская весь этот хлам миллиардами тонн. Ужасный техно – Змей Горыныч. Он и совести, и чувства меры людей лишил. И ни остановить его невозможно, ни придержать. Ибо сказано же: «Капитализм! Счастье! Зашибись!»
Мертвецы
Они явились в полнолуние. Яркий, холодный и серебристый блеск ночного светила словно выстелил им дорогу: «Придите!» И они пришли.
В половине первого, как сейчас помню, вернулся сын-подросток. У нас в городке детям, конечно, не рекомендуется гулять по ночам. Но – лето, каникулы и взрослые так устают за рабочий день…
– Мам! Пап! – закричал он, что было довольно необычно (явиться ночью, да еще и орать). – Вы же ничего не знаете! Гляньте!
Подымаясь с постели, я, честно говоря, только и хотел, что уши парню накрутить. Но, когда выглянул в окно, о намерении своем позабыл.
По улице, слегка пошатываясь от ветхости, ярко освещенные волшебными лучами, брели странные тени. Их было немного. Шли они редким гуськом, но уверенно к центру городка. И что-то еле уловимое отличало их от тех, кого мы привыкли видеть при дневном свете.
– Покойники? – выдохнул я удивленно.
– Мам! – заверещал сын. И тут же притих, получив от меня затрещину.
– Цыц! Чего мать-то пугать?
Но жена уже стояла рядом, истово крестясь, отчего глаза у меня округлились еще больше: атеизм мы с ней впитали с молоком матери.
– Так, – поразмыслив секундочку, решил я. – Не паниковать. Это невероятное явление природы, объяснить которое сейчас своими силами мы не можем. Но наука сможет. Поэтому нечего ныть, выть и пугаться. И уж впадать в религиозный бред точно не сметь!
Мы прикрыли окно.
– Откуда ж они взялись, такие древние? – задумчиво пробормотал я.
– Да понятно же, – отозвался слегка обиженно сын, – со старого, заброшенного кладбища.
– С того, что за парком? – мне это
