Мне на выставку в восемь. Успеем? – не удостоив Алевтину взглядом, женщина прошагала к Нинель.
– Да всё о'кей, всё о'кей, сейчас кофе сделаю, – защебетала Нинель.
– Давай, кофе мне сейчас очень кстати. Кстати, твои проблемы с разводом я уладила. Суд двадцатого.
– Спасительница вы наша, сначала на прическу или на маникюр?
– Прическу. Маникюр уже не успеем.
Практикантка закончила взбивать фиолетовые волны на голове у пенсионерки с собачкой в руках и кивнула Алевтине на соседнее с Елизаветой Петровной кресло.
Нинель принесла кофе.
"Я, как хронически «серая мышь», никогда не получаю кофе в сфере услуг" – подумала Алевтина, и ей вдруг ужасно захотелось кофе.
– Хороший у них здесь кофе? – пропищала она, обращаясь к отражению Елизаветы в зеркале.
Елизавета зафиксировала её взглядом, медленно отделив от окружающей обстановки как самостоятельный говорящий элемент интерьера.
– Девушке кофе принесите, – повелела она практикантке.
Практикантка понеслась в подсобку и вернулась с чашечкой ароматного эспрессо.
Елизавета впилась глазами в своё отражение и критически сморщила нос.
Недовольное созерцание было прервано звонком телефона.
– Да. Слушаю. Да. Маринина Елизавета. Да, адвокат по разводам. Телефонных консультаций не даю. Запишитесь у секретаря по другому телефону. Да. Да. Да....
Бросив телефон в сумку, она вздохнула и посмотрела пристально на Алевтину.
– Извините, но я, может, тоже решила развестись, – выдала вдруг Алевтина, осмелевшая от кофе.
– Извиняю. А изверг уже знает о вашем решении?
– Почему "изверг"?
– А потому что у моих клиенток все "бывшие" – изверги. А у клиентов или дуры или шлюхи.
– Мой не изверг. Он в принципе просто… скучный… нет, он не скучный, а… да, он в принципе милый, но его вообще ничего не интересует кроме его работы…
– Меня тоже ничего не интересует кроме работы. Давай я его заберу? – хохотнула Елизавета.
Головы им мылили одновременно. Но Елизавете намного дольше – масса бальзамчиков, оттеночных шампуньчиков и конденционеров основательно втиралась и вмассировалась, а температура воды контролировалась услужливыми вопросами ежеминутно.
Но, в конце концов, она водрузилась в кресло и Нинель покрыла её плечи бордовой накидкой.
Алевтине же досталась выцветшая синяя.
В контрасте с величественным бордовым мокрые редкие волосы Елизаветы казались жалкими. Ей было неприятно, когда кто-то видел ее без укладки. Это позволено только Нинель, близким родственникам и подругам.
Непонятно, в какой разряд она занесла Алевтину, но, скривив рожу зеркалу, Елизавета вдруг повернулась к Алевтине, и с завистью осмотрев её кудри, заявила:
– Пойдешь со мной на открытие выставки. Расскажешь про изверга.
– Когда?
