что там еще? Котлы-топор, говоришь?
– Куда тебе еще! Тогда уж железо я себе возьму. Мишаня, Игорь, доставайте.
– У нас шатроносец на особом счету. От дополнительной нагрузки освобождается, – добавил Игорек. – Разве что еда…
– О, так давайте еду. – Ион окинул всех просительным взглядом. – Девчонки, можно я вас малость разгружу, и побреду в хвосте, а?
– Ага, а нам лыжню тропить? Хитрый какой! – со смехом возмутилась Оля. – Нет уж, ничего тебе не отдадим тогда!
Оля была персонификацией танюшиного идеала туристской женщины – смелая, сильная, но еще и рассудительная, как мужчины, и не боящаяся аргументировано возражать им. В походе, где, в отличие от «гражданки», на долю мужчины выпадала в разы большая ответственность, чем на женщину, консервировались элементы патриархата: спорить с сильной половиной здесь считалось неуместным. Но у Оли был авторитет, и ее слушали. А еще она ничуть не задавалась, была открытой, веселой и доброй. Будь она вкупе ко всему еще и красивой, как Марианна, она была бы сверхженщиной. Впрочем, ее достоинства были должным образом оценены: у нее был какой-то парень, предпочитавший летние горные походы, поэтому с серегиной группой он не пересекался. Правда, они почему-то не торопились жениться и заводить детей. Но так, кажется, теперь принято. Если бы на месте Оли была Танюша, она, конечно же, уже давно родила бы двух-трех малышей, и мечтала бы еще о стольких же. Но Танюшу не подпустили к олиной судьбе, так что и фантазировать было нечего.
Девушки оказались более податливы на уговоры, чем мужики, и минут через пять Ион уже запихивал в свой рюкзак (право, он был каким-то бездонным!) четыре «едки» – твердые, перемотанные скотчем свертки, каждый из которых содержал набор продуктов на один прием пищи. На подложенных под скотч бумажках были начертаны шифры «5-У», «8-З», «9-О» и так далее, что означало пятый ужин, восьмой завтрак, девятый обед и т.п.. Паковать каждую едку отдельно было старой традицией не только танюшиных друзей, но и, кажется, всего зимнего туризма всей страны. На морозе это и вправду было удобно, но Танюша всякий раз про себя сокрушалась, что подобная практика умножает количество мусора, который нужно сжигать. Со сжиганием вроде бы проблем не было: группа шла по лесистой местности и разводила костры. Слава Богу, не горный поход, где не найдешь ни одной веточки. Правда, Танюше приходилось улучать время, чтобы засунуть сверток полиэтилена в огонь; ее товарищи, хотя вроде бы и признавали, что его нужно сжечь, не желали дышать горелым пластиком во время вечерних посиделок у костра. Все привыкли, что мусором занимается Танюша, и со спокойной душой скидывали ей обертки, как в черную дыру. Однако они были недовольны, когда мусор вдруг посреди вечера вылезал из этой дыры и жалобным голосом Танюши просился погореть в их чистом, душистом костре. Иной раз Танюше приходилось дожидаться, пока товарищи залезут в шатер, чтобы реанимировать потухшие угли и всерьез заняться утилизацией отходов. По утрам никто и не думал ждать, пока мусор сгорит; все бросали свои отходы
