заместо души – голод. Голода на всех хватит, он бездонный. Бывает, что тугныгаки уводят живых. Селят их в своих землянках и заставляют день-ночь напролёт петь песни, плясать и бить в бубен. Вот как не любят тишину! Крошат скалы, ломают плавниковое дерево, колотят по земле, только бы заглушить скрипящие кишки. И обвешивают себя проклятыми камнями, чтобы они на ходу гремели. Идёт пожиратель, или едет на волке, или летит на орле, а его издалека слышно.
– Я видела такой камень. Гладкий, будто обточенный. И пачкается бурой грязью.
– Да… – протянул Айвыхак. – Их много под Чёрной горой. И на берегу, ниже Скалы оголённых клыков. Тугныгаки иногда нарочно их бросают, чтобы человек испачкался, – метят его и выслеживают. Если уж не понял и схватился, надо сразу руку ополоснуть водой, а потом натереть корнем кисличника. А лучше нерпичьим жиром.
– Я ополоснула. Но про корень не знала…
– Ну, пожиратели до нас добрались бы и без тебя. Так что не думай. Но будь умнее.
– А почему… – Анипа не сразу решилась задать вопрос, – почему пожиратели никого не тронули? Здесь, в Нунаваке.
– Утатаун пока хитрее.
– Почему «пока»?
– Надолго его хитрости не хватит. Он не первый. Были и другие хитрецы, да где они? Брат Канульги был не глупее.
С того дня, как пожиратели побывали в стойбище, Анипа ждала, что они вернутся за ней и Матыхлюком. Мучилась от путаных сновидений, часто просыпалась. Не помогали даже объятья Илютака – муж крепко держал её во сне, будто боялся, что она убежит и наделает глупостей. Однако пожиратели не спешили показаться, и страх перед ними постепенно ослаб.
Начался месяц ухода из гнёзд молодых кайр. На берегу, куда Анипа продолжала тайком бегать за водорослями и мелкой рыбёшкой, всюду виднелись чёрно-белые тельца беспокойных птиц. Они жили на недоступной высоте скалистых утёсов, но Тулхи изредка приносил их продолговатые яйца. Недавно кайры, споря за удобные места для будущих гнёзд, оглашали побережье непрестанным гомоном – галдели так, что Анипе становилось дурно, – а сейчас поутихли. Их крики сменились рокотом осеннего наката.
– Ветер пахнет скорым холодом, – сказала Стулык.
Дни стали короче, ночи темнее и тише. Чаще дуло с моря, принося иссиня-чёрные тучи и грозя нагнать к берегу первые пластины хрупкого льда. Реже дуло из тундры, возвращая сухую погоду и позволяя аглюхтугмит готовиться к близкой зиме. Если ночью над стойбищем без устали моргали звёзды, утром из землянок никто не выходил – все знали, что дождевой ветер будет сильный, против него не устоять даже на четвереньках.
Анипа по утрам сучила нитки, носила с речки чистую воду, толкла глину с песком и ходила к Нанук лепить глиняные плошки, училась украшать их, прикладывая к сырым бортикам костяные лопатки. Затем одна или с Укуной убегала к Утиному озеру собирать последние дикоросы, а вечером садилась в большом спальном пологе и вместе с мамой чинила старую одежду. Переселившись в Нунавак, аглюхтугмит не встречались с оленными людьми и вынужденно
