что ему всё это кажется неважным.
Не успел Гай снова заговорить, как в беседу вмешался Мортимер Тафтон, неготовый терпеть домыслы неопытных юнцов. Он изложил историю отношений России и Румынии, подчеркивая, что только влияние союзных стран помешало России поглотить Балканы. Россия, сказал он, восемь раз вторгалась в Румынию, если не считать ряда «дружественных оккупаций», которые до сих пор не забыли и не простили.
– Суть в том, – подытожил он, – что дружба России оказалась для Румынии куда разрушительнее, чем вражда остального мира.
– Это была царская Россия, – заметил Гай. – Советский Союз – совсем другое дело.
– Но нация-то та же. Взять хотя бы недавний пример оппортунизма.
Поймав на себе взгляд Тафтона – надменный, презрительный, Гарриет вознамерилась одержать над ним верх.
– Скажите, а кому бы отдали Бессарабию вы? – спросила она с улыбкой.
– Хм! – Тафтон отвернулся с такой гримасой, словно разжевал незрелую хурму, но затем смягчился и задумался над ее вопросом. – Россия, Турция и Румыния ругались из-за этой провинции больше пяти веков. Россия заполучила ее в 1812 году и держалась за нее вплоть до 1918-го. Надо сказать, что они владели ей дольше, чем кто бы то ни было, так что, если подумать… – Он сделал паузу, вновь хмыкнул и триумфально заявил: – Я бы отдал ее русским.
Гарриет улыбнулась Гаю, как бы отдавая все лавры ему, и Галпин кивнул, подтверждая их победу.
Узкое, смуглое лицо Галпина складками нависло над воротником рубашки. Облокотившись на барную стойку, он испытывал мрачное довольство от возвращения к привычному положению и то и дело оглядывался в поисках аудитории. Белки его глаз желтизной могли поспорить с виски в бокале. Желтое запястье, косточка на котором набухла так, что напоминала куриное яйцо, торчало из мятого рукава пепельно-серого костюма. Забытый мокрый окурок прилип к пухлой лиловой губе и покачивался, когда журналист говорил.
– Русские, конечно, полезли на рожон, затребовав Бессарабию после того, как Кароль объявил о верности гитлеровской Германии.
– Видимо, это объявление их и подстегнуло, – предположил Гай. – Они заявили свои требования, пока немцы не успели набрать здесь силу.
– Возможно, – с загадочным видом сказал Галпин. Он предпочитал строить теории самостоятельно. – Но всё же они полезли на рожон.
Он оглянулся на Тафтона в поисках одобрения, а получив его, хмыкнул, словно соглашаясь с самим собой, и продолжил:
– Если немцы на них нападут, я русским и десяти дней не дам.
Пока они обсуждали военный потенциал России, в который верил только Гай, к ним подобрался какой-то неопрятный человечек в сером, прижимающий к груди фетровую шляпу, и толкнул Галпина. Это был его агент, который зарабатывал тем, что вынюхивал новости и продавал одну их версию немецким журналистам в «Минерве», а другую – англичанам в «Атенеуме».
Галпин нагнулся, и агент что-то зашептал ему на ухо.
