взять марихуаны
И мак посеять там, где он не рос
Зал взвился в восторге. Нувориши за составленными столиками подпевали в голос, жестикулируя. Многие из подошедшей позже публики тоже были в восторге и аплодировали в такт.
– Как только вечер кайфа наступает,
Наркоты собираются в кружок,
А кто себя иголками ширяет,
А кто-то забивает косячок…
Я смотрела на эти сытые хари и чувствовала к ним почти классовую ненависть. Подумать только, это они-то воображают себя крутыми! Как сладко сидеть тут и воспевать наркоту, ощущая себя хозяевами жизни! Вот их уровень – днем делают миллионы, а вечером тешат себя примитивными иллюзиями… Я посмотрела на тех, кто сидел за нашим столом. Юра и Женя старались смеяться беззвучно, у Аргамакова на лице застыла улыбка, Виолетта закатывалась в хохоте. Французы не понимали, в чем дело, даже мадам Одиль – ее русский не имел ничего общего с блатным языком этой песенки – они явно были изумлены, а руки и ноги самого молодого из французов, Пьера-Франсуа, непроизвольно дергались в такт музыке. Почему я не могу относиться к этому с юмором, как мои сотрапезники, почему мне так противно? Ведь песенка действительно очень смешная. Мне Юрий потом рассказал ее историю – один из музыкантов сочинил ее в шутку и как-то под настроение они ее "сбацали", совершенно не ожидая, что она станет хитом.
Я встала и вышла из зала. В небольшом холле слева была раздевалка, где сидел гардеробщик, очень грузный старик; сюда же выходили двери мужской и женской туалетных комнат. Я вытащила из сумочки сигареты и закурила; курю я редко, но тут был как раз такой случай. Припев меня достал и здесь:
– Она, она меня кончает, автострада.
Тащусь: мне в жизни ничего не надо.
Лечу-лечу в зеленый сад к своей любимой,
А километры пролетают мимо.
И тут я увидела Виолетту, выбегавшую из дверей зала; бежала она смешно, выбрасывая ноги в стороны, как будто ей мешала юбка, высоченные каблуки подвертывались, казалось, она вот-вот грохнется. Глаза ее, и так огромные, были, казалось, навыкате, она хохотала, но по лицу ее текли слезы, оставляя черные следы на щеках.
– Ах, какой кайф, какой кайф! – повторяла она.
За нею выскочил Витя и схватил ее за руку, но, заметив меня, отпустил. Она выпрямилась и замолкла, потом почти спокойным тоном заявила, что хочет курить. Я протянула ей пачку "Пьера Кардена", она дрожащими пальцами вытащила из нее сигарету, а Витя поднес ей зажигалку. Я не могла себе представить, каким образом под бдительным присмотром мужа ей удалось так напиться.
– Вы знаете, Агнесса, я пью потому, что Аргамаков – импотент. У нас никогда не будет ребенка, потому что он – импотент, – тут она нагнулась ко мне и прошептала мне в ухо так громко, что мне показалось, что я глохну:
– У меня никогда не будет детей, потому что Аргамаков меня убьет, вот увидите!
Но
