могли продолжаться бесконечно, но в стеклянную дверь вошла пожилая женщина и окинула рабочее место охранников строгим взглядом. Палыч засуетился, молча забрал сумку с пустыми банками из-под обеда и поспешил на выход, заискивающе подхватив жену под локоток и шепча какие-то оправдания.
Сашка выдохнул и достал журнал с кроссвордами, попутно размышляя о словах пожилого сменщика, который был прав, взирая на его жизнь со своей колокольни. Но это была лишь одна сторона медали.
– Сафронов? Ты что ли?
Он поднял голову и встретился с удивлённым взглядом. Приветливо улыбнулся и встал, оказавшись слегка выше крепкого коренастого мужчины в классическом костюме.
– Колька? Точно! А я смотрю – физиономия знакомая кожзам на диване прессует. Думал, что показалось. Ты что здесь делаешь, Шелудяков?
Тот продемонстрировал сотовую трубку, небрежно кинул её на стойку регистрации, вместе с пластиковой папкой и хмыкнул, манерно стряхнув ладонью несуществующую соринку с плеча:
– Да так, по делам заехал. А ты, смотрю, всё служишь?
Сашка пожал плечами, сделав вид, что не заметил пренебрежения в вопросе:
– Работаю я здесь. А ты как?
– Да нормально. Рублю бабло потихоньку. Мне, в отличии от вас, пенсионеров, некогда штаны на стуле протирать.
Встреча была не настолько радостная, чтобы кидаться в объятия, но укол задел и отразился металлом в серых глазах. Колька это заметил и сменил тон на более дружелюбный:
– Да ладно, Сафронов, не злись. Я сам с этого начинал. Давно погоны на бейджик сменил?
– Третий год. А ты? Помнится, карьеру военную построить хотел. Не срослось?
Шелудяков вздохнул и недовольно поморщился, – А у кого оно срослось? Как Союз развалился, сам знаешь, что началось. Какая там карьера, когда жрать нечего было. Ты в другую дивизию перевёлся, а я совсем из армии свалил. Вот с тех пор и бизнесменю. Восьмой год уже. А ты на отселение приехал? Семья, дети?
Это были те вопросы, которые Сашка обсуждать не хотел, поэтому оглядел пустой холл и кивнул в сторону выхода:
– Может покурим?
Колька выудил из кармана пиджака пачку «Мальборо» и торжественно шмякнул о пластиковую папку:
– Идём. Угощаю!
Снисхождение, промелькнувшее в глазах бывшего сослуживца, добило самолюбие, и Сашка взял со стола начатую пачку «Примы», заботливо оставленную Палычем.
– Да нет уж. У меня свои. Поздно привычки менять.
Прохладный мартовский ветер забрался под куртку свободной спецовки, и мужчина поёжился, сплюнув в урну первую затяжку, вместе с табаком, прилипшим к языку, размышляя о том, что сигареты без фильтра лучше, чем ничего, но гораздо хуже тех, что вернулись в карман Шелудякова.
Пора было уже что-то предпринимать, чтобы вылезти из беспросветной дыры, но, как показали последние месяцы, падать вниз Сашка умел лучше, чем карабкаться
