каждое указываемое число, и я в состоянии дать отчет о всех заслуживающих упоминания ласках, какие мы только подарили или получили. Её письма были, как правило, на французском языке, однако несколько она написала по-английски, тогда как другие являли собой смесь обоих языков. Я не изменил ни слова, а лишь по мере сил перевел их. Я же писал по-французски. Я также привожу здесь письма папа, равно как и все прочие мало-мальски значительные документы, относящиеся к излагаемой истории. Часть своих собственных писем я цитирую in extenso8, поскольку сохранил их копии. К сожалению, некоторые послания – лучшие или худшие – находятся в руках героини, и при необходимости я могу лишь предложить краткий пересказ, насколько позволит память, или опущу их полностью. Большая часть этого повествования записывалась день за днем по мере разворачивания важных для меня, особенно ближе к концу, событий, которые в руках мастера могли бы видоизменить прежние мнения и привести к более гармоничной картине произошедшего. Я же предпочитаю оставить рукопись в первозданном виде. Она может оказаться полной ошибок и противоречий, однако эти недочеты покажут читателю, что перед ним не роман, построенный по обычным канонам. Это просто исповедь, в которой человек хладнокровно проводит операцию вивисекции9 над своим сердцем и мозгом, и лучшей похвалой для меня будет, если читатель, добравшись до финала моих мемуаров – при условии, если он до него доберется – воскликнет: "По-моему, все это правда!". А если читательницы горько посмеются над автором и скажут, что это есть ни что иное, как сплетение лжи и сильных преувеличений, тогда мой триумф будет полным.
26-е ноября 1897
Каждому известно то лихорадочное возбуждение, которое переживает пылкий любовник в ожидании дамы своего сердца при первом свидании. Я весь сгорал от волнения и вздохнул с величайшим облегчением, когда Лилиан медленно отодвинула портьеру и предстала передо мной в безвкусно меблированной спальне таинственного павильона на Рю де Ляйпциг. Я поспешно запер дверь на щеколду и привлек девушку к себе, усадив на колени, поскольку сам сидел в неизменном шезлонге. Она выглядела обеспокоенной и испуганной и рассказала, что ушла из дома с огромным трудом.
Пуговицы на её платье поддались в результате страшной борьбы.
Лилиан усердно избегала смотреть в сторону большой занавешенной постели, занимавшей середину комнаты. Она надеялась на то, что я не притронусь к постели, поскольку в противном случае обитатели дома догадались бы, что мы ею воспользовались! Я пытался поцелуями разгорячить её кровь и, по-моему, преуспел в этом, так как Лилиан становилась все смелее, и мне удалось расстегнуть на ней платье. Взгляду моему предстали грудки пятнадцатилетней девочки. Между тем, размер алых возбужденных сосков доказывал её истинный возраст. Я с жадностью их сосал и покусывал; внимание моих страстных губ и языка было уделено также её прелестным ушкам и шейке. Я умолял её позволить мне снять с неё всю одежду, однако она хотела, чтобы я удовлетворился маленькой, но очень красиво оформившейся грудью. Я сделал
in extenso /лат./ – полностью
вивисекция (от лат. vivus – “живой” и sectio – “рассечение”) – операция над животным с целью изучения функций организма /прим. перев./
