голыми
В снег с тобой выбросило
И ползём мы по снегу
Босые
Вдыхая ладонями
Не дыши
Не дыши
Не плывём
Не плывём
И не тонем мы
Семью месяцами ранее
Республика Беларусь, г. Гродно; октябрь 2009-го года
ГЛАВА 1.
Моя мать из рода Хранителей Времени – и пока это единственное, за что я ей благодарен.
Протяжно скрипнув, Колесо останавливается. Его гладкие лакированные бока отражаются в огромном зеркале. Сплетя пальцы в неровный крест на удачу, я не отрываясь смотрю в глубь зеркала.
В недрах пиджака объекта моего наблюдения звонит телефон, и его раздражённо хватают знакомые мне наизусть пальцы в мелких порезах.
Я боюсь пошевелиться и будто не дышу. По виску ползёт капля пота. В груди ещё клокочет раскатистый гул Колеса.
Объект прижимает к уху телефон, и из динамика льётся сбивчивый женский голос. То и дело закатывая глаза, он отбивает эти трели отрывистыми реваншами. Договорив, объект швыряет телефон в карман и матерится, отбрасывая с лица чёрные волосы.
Крест расплетается, и я почти не чувствую пальцев.
– Позвонила? – шепчет над моим ухом переливчатый голос. – Знакомство будет таким, как в прошлый раз?
Я устало киваю. По зеркалу бежит взволнованная рябь.
Скоро я снова увижу ту, которой верил дольше всего.
* * *
Это было логично.
И абсолютно мерзопакостно ожидаемо.
Прекрасное гнусное продолжение охренительно продуктивного дня.
День нависал как мокрое вязкое облако, похожее на те, что сейчас окутали город. Впору было задохнуться; впору было погрузиться в этот день, как в застоявшийся кисель, который не перемешивали несколько недель.
Мягкая серость утра предсказуемо перетекла в отвратительную серость полудня.
Почему-то дождливый полдень вызывает куда бóльшее разочарование, чем дождливое утро. Утро спасает надежда, что скоро несколько прояснится.
В полдень же понимаешь – не прояснится.
Не скоро.
В холле университета пахло людьми и суетой – как раз в том объёме, который часто доводил его до рвотных позывов. Куда бы ни катились облака по шкале отвратности, по сравнению с толпой, толкущейся в замкнутом пространстве, облаками хотя бы можно было дышать.
Как абсолютно каждый долбаный день.
Необходимость непрерывно общаться и быть на виду бóльшую часть дня заполняла мозг туманом и основательно понижала ясность мышления.
Даже не понижала, нет. Сужала коридор ясности.
И коридор этот становился социально-одобряемой точкой зрения.
Он фыркнул, смакуя удачную аллегорию. Думать солидно сил сегодня не было.
Скорее по привычке, нежели из добрых побуждений, он попрощался с гардеробщицей и начал проталкиваться не касайтесь меня к выходу. Несколько знакомых лиц успели выплюнуть по паре приветственных лозунгов и даже
