хватало. Особенно выделялись двое: один по Риголетто, а другой Швейк. Рожи такие противные: один – этот Риголетто Армандо Горгун был сапожником. А второй – этот Швейк, со слюнявыми губами такой же, шпана местная.
Мы даже сцепились с этим Риголетто. Отец однажды с работы возвращался, он любил как выпьет изобразить из себя героя: то он участник взятия Берлина, Рейхстага. Война уже закончилась, а он все никак не мог угомониться. Зашел по дороге домой в закусочную, их называли по-разному: то «Американка», то «Голубой Дуунай», то «Шалман». В этой забегаловке стойка, пиво на разлив, водка 150 г, бутерброды закусить. Ну, отец зашел в эту «Американку», выпил водки, там сколько закажешь: 150 грамм можешь заказать, а то и 200.
Риголетто со Швейком тоже зашли: в сапогах, в «прохарях», как говорили раньше, кепочки маленькие с пуговкой, козыречек, пальто с белым шарфом на шеи. Мы стояли с ребятами рядом с этим заведением. А отец нас увидел и распоясался, хвост распустил перед мужиками:
– Да я такой известный человек, Есенина начитался, «А Москва кабацкая…», – и возомнил себя Есениным. Есенин-то колобродил, как напьется, так начинает выкидывать номера, хотя поэт был наш, рязанский. Ну, это, как говорится, «русская болезнь». – А ты, Риголетто, Горбун, иди отсюда, – отец даже не знал, что это его такая кличка.
Они его тогда схватили за пальто и хотели бить, а он, значит, пальцы в рот засунул, и у него не свист получился, а вот фью-фью, и вот услышав такой свист, мы должны налететь и устроить драку.
Мы, конечно, не налетели, зачем устраивать драку? Мы зашли спокойно в пивную, я говорю отцу:
– Давай, давай, пойдем отсюда. Не надо тебе связываться, – и я увел подальше.
Они на меня стали кидаться, а мужик вступился:
– А что вы к нему-то лепитесь? Он же вам ничего плохого не сделал.
Мы мирно разошлись, а я знал, что у этой шпаны за голенищем финка, и кончится могло не так благополучно.
Другой случай. Мама говорит:
– Иди, хлеба купи, – дала мне в руку деньги, это я еще в школе учился. Иду, а эта шпана мне:
– Ну-ка, иди сюда.
Я говорю:
– А что?
– Ну, иди сюда. Что это ты в кулаке зажал?
Я говорю:
– Вот, за хлебом иду.
– Давай сюда твои деньги.
Я говорю:
– А хрен на рыло вам не надо?
Они:
– Ты смотри, что-то ты образованный какой-то.
Я говорю:
– Ничего не отдам, никаких денег вам, еще не хватало.
Пошел, купил хлеба, но они уже ко мне не приставали. Надо знать, как повести себя в той или иной ситуации. Я тогда гирю поднимал 15 раз, правда, боксом не занимался, а мог хлестануть один раз в челюсть. Ну, они, конечно, мне бы накостыляли, даже думать нечего, но на это непросто решиться.
Мама Севы Воробьева была дочерью академика, на даче выращивала клубнику,
