А мне как архивариусу без памяти никуда.
Эвдикт помолчал.
– Ох! Ну что же это я вновь? Простите. Опять стремлюсь отвлечь разговорами того, кто пришёл вовсе не за тем, чтобы слушать пустые россказни. Читайте, прошу вас. Я подожду.
Отхлебнув добрый глоток, я вперился взглядом в название книги, покоившейся на коленях, и промычал оглавление вслух:
– «Вурдабан Тагат Ратак».
Затем поднял голову и вопросительно уставился на архивариуса.
– Что это значит?
Брови сами собой сдвинулись к переносице.
– Я ни слова не понял из прочитанного. И буквы написаны странно, точно наоборот, как отражение в зеркале.
– Смело продолжайте и не забывайте наслаждаться теплом чая, – успокаивающе произнёс усач. – Как я и говорил, истина таится порой не там, где её ожидаешь. Не останавливайтесь. Вам обязательно откроется всё, что нужно.
Я открыл переплет и погрузился в тщательный разбор пляшущих букв и символов – «…ридаши ларма мартур нак», «церида рук казад жэдора», «талмаран ктува лон» – и так далее и тому подобное. С каждым новым абзацем я всё больше терял связь с окружающей меня действительностью, но дивным образом глубже проваливался в нагромождение загадочных знаков, пиктограмм и хитросплетений чуждого наречья. Я решительно не понимал прочитанного, однако почему-то пребывал во власти знакомого и страстно любимого чувства, когда страницы какой-нибудь невероятной истории крепко и надолго затягивают книгочея, делая его частью мира, раскинувшегося на просторах их самих. К моему разочарованию, некоторые развороты фолианта и вовсе обнаруживались пустыми. Но всё же каждый раз, когда я встречал очередной незаполненный лист, в сознании настойчиво всплывала одна и та же картина – залитая полуденным солнцем роща, сплошь занятая кущами кленовых стволов.
Спустя некоторое время я ощутил, как кружка с горячим приятным отваром опустела. Тряхнув головой и с трудом сбросив с себя состояние зачарованности, я с удивлением отметил, что толстенный том раскрыт уже на середине. Захлопнув книгу, я поднял глаза. Толстячок стоял ко мне боком и копался в кипе бумаг. Некоторые особо длинные и старые записи он бережно сворачивал в подобие свитков и помещал отдельно, под широкую стеклянную витрину, расположенную у правого торца стола. Я кашлянул, привлекая к себе внимание. Увлеченно штудируя один из пергаментов, хозяин не обернулся.
– Уважаемый Эвдикт, – окликнул я архивариуса. – Простите, но вся эта хроника написана на неизвестном мне языке. Возможно, вы считаете, что я способен понять его, но это, к сожалению, вовсе не так. Я пришёл к вам за помощью. Может, есть иной способ ответить на вопросы или хоть как-то направить наши поиски в нужное русло, не прибегая к разгадке заковыристых шифров и пустых страниц?
Усач расплылся в улыбке, хитро прищурился и укоризненно покачал головой.
– Так-так, – нравоучительно погрозил
